Каникулы в Бракьенском поместье - страница 2
Но позвольте... я же слышала легенды о призраках! Призраки исчезают и появляются, летают, они... что еще? - проходят сквозь стены.
Попробовав стену на прочность, думаю, что легенды врут. Всегда врут. А главное, ни одна из них не объясняет, что делать, если это произошло именно с тобой?
По-видимому, ответ один: ждать. Ждать, пока что-нибудь не изменится.
Шли ночи, похожие одна на другую. Я ждала. Мерила шагами комнату, часами смотрела в окно. За окном то светила луна, то накрапывал дождь, то мокрый снег налипал на оконное стекло. За окном был сад - толстые шершавые стволы деревьев. Если в комнате зажигали камин, я устраивалась перед ним, протягивала руки к огню и не чувствовала жара, лишь ощущала полузабытое удовольствие уюта. Однажды по коридору прошла сгорбленная старушка, бормоча себе под нос: "Где оно? Да где ж оно?.." В комнату она не заглянула.
Наверно, от одиночества и безысходности можно сойти с ума. Но чтобы потерять рассудок, надо его иметь. Меня занимал и даже развлекал пейзаж за окном, игра теней и блики лунного света в комнате. Я вспоминала песни, которым меня учила няня, и тихонько пела. И только думая о матери, подолгу плакала, ощущая на лице и руках настоящую влагу и настоящее, не призрачное тепло слез.
Я считала ночи: тридцать две, тридцать три... На семьдесят третью ночь окно оказалось открытым - ветви деревьев покрылись молодой листвой, началась весна.
Конечно, я тут же попыталась выскользнуть в открытое окно. Безуспешно! Слабость наваливалась, едва я ступала на подоконник. Все, что мне оставалось - подставлять руки и лицо ветру. Какое счастье - ощущать дыхание ветра, если кроме этого не чувствуешь ничего...
Помню ночь, когда залитый лунным светом сад вдруг вспыхнул белыми цветами. Яблони! До рассвета я простояла у окна, а уснув, впервые видела сон. Во сне сладко пахли яблоки и матушка наливала сидр в большие стеклянные бутыли.
Летом я почти притерпелась к своему существованию. Каждая ночь была ветреной, зрели яблоки, малиновка пела за окном. Если бы только было с кем поговорить! Но служанка по-прежнему всякий раз уходила, не оглядываясь. Единственными моими собеседниками оставались залетающие в окно мошкара и стрекозы, да еще мохнатые ночные бабочки - они кружились у фонаря и не пугались, когда я касалась пальцами серых крыльев.
Созрели яблоки. В одну из ночей я увидела оставленную под окном тележку - на таких возят фрукты. Дважды среди ночи в сад выходил худощавый старик в помятом плаще. Прохаживался под деревьями, выкуривал трубочку, потом медленно возвращался к дому.
Пришла осень. Окно закрыли, лишив меня единственно доступного мне ощущения. Оставалось считать дождевые капли на стекле и слушать, как воет ветер в камине. В ненастные ночи дом вздыхал и жаловался, но его скрип и стоны успокаивали меня - так хорошо горевать вместе...
Частые дожди сменялись снегом; я перестала считать ночи, доверившись жизни, как доверяются тряскому экипажу, который довезет же куда-нибудь...
Под Рождество - а когда оно, это Рождество? - наступит мой день рождения. Тогда от начала моего заключения исполнится ровно год.
***
Еще на грани пробуждения я почувствовала, что нынешняя ночь не похожа на предыдущие. В комнате стало светлее и будто бы даже просторней. Ярко пылает огонь в камине. Полог кровати раздвинут, шелковые покрывала поблескивают в свете фонаря. Возле кровати - стул, на стуле - таз для умывания и кувшин с водой. Подхожу ближе, трогаю пальцем воду (вода не шелохнулась). Только хочу забраться на кровать, как откуда-то совсем близко доносятся голоса. Замираю у кровати, словно меня уличили в чем-то недозволенном. Оглядываюсь... голоса слышны из зала напротив. Освещенный двумя канделябрами зал выглядит празднично и уютно. В креслах у камина в расслабленных позах, с бокалами в руках, сидят двое мужчин. Молодых, насколько я могу судить. Один - худощавый брюнет в черном фраке, с аккуратными бакенбардами и тонкими, словно заостренными чертами лица. Другой - круглолицый, крупный. Одет в коричневый замшевый жилет и панталоны, рыжеватые кудри растрепаны.