Канун трагедии - страница 20

Гораздо важнее была официальная реакция западных дер­жав. 23 августа 1939 г. немедленно после получения известий о подписании пакта в Париже состоялось заседание военного ка­бинета министров. Премьер-министр Даладье так определил повестку дня:

Может ли Франция, не реагируя, просто присутствовать при исчезновении с карты Европы Польши и Румынии.

Какие меры она может предпринять в целом, чтобы этому воспрепятствовать.

Что может быть сделано немедленно.

По первому вопросу докладывал министр иностранных дел Ж. Боннэ. Надо, заявил он, как минимум подождать. Подчерк­нув важность вопроса о судьбах Польши и Румынии, Боннэ так­же отметил значение позиции Турции и опасность нападения на Балканские страны. В заседании приняли участие предста­вители военного руководства Франции.

В итоге было сказано, что Франция не имеет выбора: един­ственное решение состоит в сохранении обязательств перед Польшей, которые предшествовали переговорам с Советским Союзом летом 1939 г.^>3 Как видно, не имея никакой информа­ции о секретных приложениях к пакту, французские офици­альные лица понимали, что судьба Польши и Румынии могла обсуждаться при советско-германских переговорах. Столь же выжидательной была и позиция британского кабинета^>4.

Ситуация кардинальным образом изменилась после 1 сен­тября и начала немецкого наступления против Польши. 2 сен­тября французский посол в Москве Пайар срочно встретился с Молотовым и спросил, сохранится ли в этих условиях француз­ско-советский пакт о взаимопомощи^>5. Аналогичный вопрос

Пайар задал в тот же день заместителю наркома В.П. Потемки­ну^>6. При этом он выразил сожаление в связи со столь резким поворотом во внешней политике Советского Союза. Характер­но, что руководители советского внешнеполитического ведом­ства избегали прямых ответов на поставленные вопросы и ог­раничивались словами, что Англия и Франция должны принять на себя ответственность за неудачу попыток достичь советско- англо-французского соглашения^>7. На следующий день в теле­грамме полпреду в Турции А.В. Терентьеву В.М. Молотов повторил ту же аргументацию и просил довести ее до сведения турецких властей^>8.

9 сентября советский посол в Бельгии Е.В. Рубинин телегра­фировал в Москву, что он получает из разных источников ин­формацию о наличии "секретного" советско-германского сог­лашения, предусматривающего военное сотрудничество. Руби­нин сообщал, что он повторяет слова Молотова и просит "не ис­кать в советско-германском договоре того, чего там нет"^>9.

В те же дни советский посол в Париже Я.З. Суриц направил в Москву две обстоятельные телеграммы. В них говорилось о на­строениях в правительственных и военных кругах Франции. По его мнению, французский генштаб не ожидал таких быстрых не­мецких успехов в Польше, но считает, что рано или поздно Аме­рика вступит в войну на стороне Антанты и война будет доведена до победы. Однако единственным фактором, способным изме­нить соотношение сил, является позиция Советского Союза. Раз­брос мнений во французских политических кругах очень широк. Французский посол в Германии Кулондр привез из Берлина изве­стие, что между Москвой и Берлином (с согласия Рима) имеется уже полная договоренность и заключено секретное соглашение о разделе Польши или о едином дипломатическом фронте. Другие считают, что эти разговоры преувеличены и что Советский Союз будет проводить свою политику нейтралитета с уклоном в сторо­ну Германии. Меньшинство (в основном среди "левых") допуска­ет возможность, что если Германия зарвется в Польше, то СССР может даже выступить против нее. По словам посла, все серьез­ные политики сходятся во мнении, что нельзя давать волю чувст­вам, нужно считаться с фактами и не игнорировать СССР^>10.

В другом послании Суриц снова пишет, что существует "большой пессимизм" в отношении советской позиции. По мне­нию некоего французского деятеля, в правительстве считаются с возможностью оккупации Советским Союзом части Польши и что в этом случае французские гарантии Польше будут дейст­вовать и против СССР. Прессе и радио дано указание более осторожно высказываться в отношении СССР. Вчера радио­цензура "получила взбучку за допуск слишком резкого выступ­ления против СССР посла Клоделя"