Капетинги и Франция - страница 12

В действительности же Людовик VI был сувереном активным, хорошо пользующимся обстоятельствами, и достаточно умным, чтобы уметь ими воспользоваться. Его неоспоримая заслуга заключается в том, что он оставил династии почти усмиренный территориальный домен, но в этой домениальной политике он только руководствовался традицией, вменяемой капетингским королям. И действительно, различные историки, изучавшие правление его предшественников, не без оснований и отчетливо увидели набросок политики Людовика VI в правлении Роберта Благочестивого, Генриха I и Филиппа I.

Так что Людовик VI включается в уже древнюю традицию и не заслуживает быть выброшенным оттуда, Ему посчастливилось появиться в тот момент, когда эта традиция принесла свои плоды. Он храбр. Он представляется для биографов самой симпатичной личностью — возможно, потому что является одной из самых известных — этого периода. Но из него не надо делать народного суверена.

Его сыну Людовику VII не повезло. И, однако, Вальтер Maп[45] говорит о нем несколько беглых слов, открывающих натуру нежную, спокойную. Найденный спящим в лесу под охраной только двух рыцарей, он якобы ответил графу Тибо Шампанскому, упрекавшему его в неосторожности: «Я сплю один в полной безопасности, потому что никто мне ничего не желает плохого»[46]. А в другой раз, когда один англичанин рассказывал ему, чем владел его хозяин, король Генрих II, он лишь ответил ему: «У нас во Франции только хлеб, вино… и радость»[47]. Это был человек мягкий, образованный, добрых нравов, сочувствующий и терпимый к евреям — редкое явление в его время, — живущий просто, без охраны входивший в гущу парижских горожан, щепетильный к вопросам правосудия. Тот же Вальтер Man рассказывает, что он велел включить по недосмотру в сооружение своей резиденции Фонтенбло, поле одного бедняка; узнав, что произошло, он велел разрушить часть сооружения, несправедливо воздвигнутого на чужой земле, и возвратить бедняку захваченное[48].

Все эти черты составляют личность, к которой легко было бы присоединить легендарного Людовика Святого. Довольно странно, что этот святой человек так и не был оценен историками.

Несомненно, его правление не ряд побед, скорее, наоборот. Но вплоть до Филиппа-Августа победа не имеет обыкновения сопровождать королевское знамя. И давно известно, что престиж государства не пострадал в правление Людовика VII, что напротив, с этого правления начинается окончательное развитие авторитета капетингской монархии.

Можно с уверенностью сказать, что он видел, что нужно делать, понимал необходимость укрепления своего наследования, необходимость следовать в королевском домене традиционной политике своего дома, и его экспедиции против Готье де Монтиньи в 1137 г., Жоффруа де Донзи в 1153 г., Этьена де Сансерра в 1157 г., Невелона де Льерфона и Дре де Муши в 1160 г. представляют его как достойного продолжателя Людовика VI. И результат этой политики в некотором роде решающий. Отныне домен Иль-де-Франса подчинен королю, и потомки этих кастелянов — владельцев замков, против которых так долго сражались Капетинги, перешли к ним на службу и поставляли им служащих, в которых они нуждались для выполнения своей воли.

Он выказал себя преданным слугой церкви, привлек и устроил во Франции папу Александра III, изгнанного из Италии Фридрихом Барбароссой. Но он никогда не прибегал к уверткам, когда подключались в игру права короля на церковь, и помощь папства в его борьбе против Генриха II была небесполезна.

Не всегда подчеркивают трудность работы, взятой нм на себя. Он видел, как на его территории укрепляется феодальная власть, когда по браку с Алиенорой Аквитанской Генрих II присоединил к Нормандии и Анжу все герцогство Аквитанское, немного позднее присоединенное к английской короне. Против этого опасного могущества он боролся как мог, и если и допустил какие-то промахи, то по крайней мере, его заслугой является то, что он стал практиковать против своего опасного соперника политику, подготовившую победу Филиппа-Августа, политику, которая состояла в использовании распрей в англо-нормандской королевской семье. И он также сумел воспользоваться своим положением сюзерена, своим королевским авторитетом.