Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика) - страница 45
Когда были подведены итоги, стало известно: за одиннадцать дней боевых действий во вражеском тылу парашютисты Старчака взорвали двадцать девять мостов. Это заставило гитлеровцев бросить множество боевой техники на дорогах.
Но не эти машины Старчак считал трофеями отряда. Парашютисты были удовлетворены непосредственными итогами своего рейда: они сожгли сорок восемь грузовых машин, два танка, два штабных автомобиля, уничтожили много вооружения и истребили более четырехсот солдат и офицеров.
Не зря укрепили немцы на перекрестках предостерегающие таблички: «Внимание: парашютисты!»
Та же зима
Гитлеровские пропагандисты винили во всех своих неудачах русские морозы.
Восемнадцатого декабря представитель немецкого командования объявил корреспондентам в Женеве, что на центральном участке русского фронта стоят сорокаградусные морозы и это сковывает действия германских войск.
Пять дней спустя, двадцать третьего декабря, пытаясь в канун рождества утешить своих приунывших слушателей, берлинское радио сообщило, что, напротив, русская зима — самое подходящее время для боевых операций и надо терпеливо ждать новых побед германского оружия. «Русский климат сильно отличается от европейского, он резко континентален, температура зимой бывает очень неровная. Морозы часто чередуются с оттепелями, средняя температура в январе составляет лишь минус десять градусов. Холодная погода в России не так чувствительна, как у нас на Западе. Воздух здесь сухой и чистый — это предохраняет от заболеваний. Состояние здоровья у людей здесь зимой лучше, чем весной или в дождливое русское лето… Замерзшие русские дороги значительно облегчают движение, которое летом бывает в некоторых местах почти невозможным».
Затем последовало новое сообщение: «На Восточном фронте свирепствуют морозы и снегопады, и продолжение военных операций и их характер обусловливаются отныне наступлением русской зимы. На широких пространствах Восточного фронта происходят лишь операции местного значения…»
А через несколько дней наши войска, преодолевая глубокие снега, нанесли сокрушительный удар вражеским армиям, засевшим в блиндажах на подмосковной земле А ведь наступать зимой куда труднее, чем обороняться!
Так сами же гитлеровские пропагандисты запутались в своих рассуждениях о климате.
Крепкие русские люди, а не крепкие русские морозы остановили и обратили вспять гитлеровскую армию.
Старчак вернулся в Добринское незадолго до Нового года, и опять его кошевка мелькала между сугробами то в одном конце села, то в другом.
Редактор нашей газеты убедил его, и он разрешил напечатать о декабрьском десанте в район Волоколамск — Лотошино. Тогда-то и появились заметки о Бедрине, Киволе, Панарине и других — о многих, только не о Старчаке: цензор был неумолим.
Как раз в те дни были награждены отличившиеся парашютисты, и мы с редактором побывали на отрядном митинге, посвященном этому событию.
Старчак сказал:
— Мы пережили тяжкое лето, грозную осень, переживаем суровую зиму. Но ведь это уже три времени года, а Гитлер утверждал, что Красная Армия и месяца не продержится. У нас в отряде выросли замечательные парашютисты. Я мог бы назвать десятки имен, но вы сами их знаете лучше меня. У нашего отряда уже есть своя история. Пусть же в ней будет больше прекрасных страниц. Это зависит только от нас. Лучшей благодарностью Родине и партии будут наши дела.
После митинга редактор и я пошли вместе со Старчаком в его штаб.
Дежурный вручил капитану пакет с сургучной печатью. Вскрыв конверт, Старчак прочитал бумагу и сказал нам:
— Это приговор по делу Линовиченко. Он присужден к расстрелу.
Решение трибунала прочли на другое утро перед строем.
— Вопросы будут? — спросил Старчак.
Вопросов не было, но Старчак чувствовал, что от него ждут слова.
Капитан сказал:
— Он хотел уцелеть за счет других, пусть даже за счет гибели товарищей. За это одна расплата — смерть. Суровое время — суровая кара.
Старчак ни разу не назвал Линовиченко по фамилии, так велико было презрение капитана к трусу. Вот почему и через два десятилетия Старчак на вопрос о Линовиченко ответил: «Был такой…»