Капри - остров маленький - страница 48

стр.

Спасибо».

— Милая старушка, — произнес советник.

Он взял чек, вышел из своего кабинета и направился в другой, где сидел мужчина с густыми рыжими усами.

— О! — обратился он к нему. — Дорогой коллега, завтра, когда вы пойдете в банк, получите, пожалуйста, на этот чек для меня деньги. Это для моей давней подруги, Бесси Амберсфорд…

— Леди Амберсфорд, разумеется, — отозвался мужчина с усами.

— Бедняжка, она боится путешествовать с этим чеком. И хочет лучше взять эти деньги у меня. Она немного странная.

— Лучше быть немного чересчур осторожным, чем недостаточно осторожным, — произнес рыжеватый мужчина.

И рассказал, что случилось с одним из его друзей. Советник выслушал историю с видимым удовольствием. Было жарко. Через открытое окно в помещение врывался настойчивый, обескураживающий, ужасный гул римской улицы.

Море. О, морская стихия! Плеск волн! Водная поверхность — такая гладкая, такая синяя и спокойная. О гостеприимная!

В это утро маленький мальчик с волосами соломенного цвета бежал к тебе уже полуголый с майкой, зажатой в кулаке.

Он бежал вниз по ступенькам тропинки-лестницы, и его голые ноги шлепали по камням, словно обух топора в мясной лавке, отбивающий эскалоп.

Он бежал и кричал:

— Море! Море!

И взрослые тоже спешили, хотя, конечно, медленнее, это не так просто, когда тебе уже не двенадцать лет, но они были охвачены тем же нетерпением, той же лихорадкой, их лица были повернуты к морю, к его свежести, к его ароматам; одни шли по лестнице, сокращая себе путь, другие ехали в автомобилях, которые мягко, как шары, скользили с выключенными моторами по гладкой извилистой дороге.

— Мой великан! — произнесла Мейджори Уотсон.

Она ехала с Восом в автомобиле, где кроме них было еще семь человек, в том числе Жако и Адольфини. Вос сидел на спинке заднего сиденья, там, где опущенный верх машины образовывал нечто вроде валика, и Мейджори одной рукой держала его сжатые ноги.

— Осторожно, не упади.

Она сняла свою шляпу, напоминавшую головной убор южноамериканских пеонов, и подняла к Восу свое лицо, даже сквозь черные очки светившееся выражением насытившегося лакомки.

— Не беспокойся, — сказал Вос.

И Мейджори, не обращая ни на кого внимания, терлась щекой о гладкое колено Boca, сжимая еще сильнее его длинные голые ноги.

Андрасси спускался по лестнице с полотенцем на плече и плавками в руке. Плавками цвета морской волны. А немного выше, по той же лестнице шли леди Амберсфорд и леди Ноукс. Страх поскользнуться на этот раз победил их неприязнь друг к другу. Они держались за руку. Но леди Ноукс все же никак не могла удержаться от замечаний:

— Внимательнее! Держите ваши ноги немного прямее, а то я из-за вас чуть было не упала.

И надо сказать, леди Ноукс вынуждена была признать, что в поведении Бесси произошли некоторые изменения в лучшую сторону. О! Это вовсе не означало, что она стала более чистоплотной или что у нее вдруг появилась любовь к порядку, но, по крайней мере, она уже несколько дней не воровала. И это было уже немаловажно. Накануне леди Ноукс провела эксперимент, оставляя свою сумочку где попало. И в ней все оставалось нетронутым. Леди Ноукс считала, что она добилась этого благодаря своей язвительности и упорству, с которым повторяла свои замечания. Времени потребовалось немало. Пятнадцать, даже почти шестнадцать лет, которые они прожили вместе. С самой их встречи в Аркашоне. Такая долгая связь вызывала порой комментарии, причем отнюдь не всегда клеветнические. Досадно было одно: теперь Бесси вбила себе в голову, что ей нужно съездить в Рим.

— Но зачем? Что вы собираетесь делать в Риме?

— Мне нужно, Марианна, кое-что купить.

— Купить? На какие шиши, безмозглая голова?

— О! Марианна…

— Не стоните так. Вы действуете мне на нервы. Во всяком случае, на меня не рассчитывайте. Я последние дни не очень хорошо себя чувствую. Да и пароход отправляется в семь часов утра.

— Но я поеду одна, Марианна. Разве я развалюха какая-нибудь?

— Вы хуже, чем развалюха, моя бедная старушка.

Леди Ноукс колебалась, находясь во власти противоречивых чувств: любопытства, потребности тиранить Бесси и мании заниматься ее делами, страхом перед расходами, связанными с поездкой, и злостью на отправлявшийся в семь утра пароход.