Караван специального назначения - страница 8

Иван уже хотел было окликнуть Тахира, но в это время тот шагнул под натянутый на ивовые жерди навес из камышовой плетенки.

Два человека в одежде дервишей — остроконечных шапках с меховой оторочкой и сшитых из цветных лоскутков халатах, видимо, ждали старика. Они пили чай и по очереди курили чилим. Тахир кивнул им и сел рядом. Лицо одного из дервишей показалось Чучину знакомым.. Он внимательно присмотрелся к нему и узнал. Рябой крепыш, ехавший с ним в одном вагоне!

Явно чем-то обеспокоенный, рябой нервно вертел в руках чашку, сделанную из скорлупы кокосового ореха. Затем швырнул ее на землю и, энергично жестикулируя, начал что-то говорить Тахиру. Чучину показалось, что толстяк сейчас ударит старика. Но Тахир бросил на дервиша властный, полный презрения взгляд и, обронив какую-то фразу, не спеша поднялся. Рябой вдруг как-то сник, а Тахир, не оборачиваясь, вышел из-под навеса и, как и прежде, не спеша направился в сторону мечети, голубой с изумрудным отливом купол которой величественно вырисовывался на фоне безоблачного неба. Рябой толстяк дервиш растерянно смотрел вслед медленно удалявшейся фигуре старика. Затем повернулся к своему спутнику.

И тут кто-то потянул Чучина за рукав.

Перед ним стоял черноволосый парнишка в холщовой курточке без рукавов.

— Дяденька, вам сапоги, нужны? Хорошие. Из мягкой кожи. Выделка отличная. Загляденье.

Иван рассеянно покачал головой.

— Но ведь ваши-то совсем стоптались. У моего дяди лавка здесь рядом, два шага пройти, — не унимался мальчишка. — Совсем дешево отдаст — почти задаром.

Назойливость мальчишки вывела Ивана из задумчивости.

— Говорят тебе — не нужны мне сапоги. Отстань, — повысил он голос.

— Мне чего, я как лучше хотел, — обиженно засопел мальчишка и исчез.

Иван поискал глазами Тахира и наконец заметил его — старик подходил к минарету Мирхараб. Отсюда муэдзины пять раз в день созывали мусульман на молитву в мечеть Калян. Сложенный из обожженного кирпича, этот минарет был самым высоким и красивым во всем Туркестане. Иван прочитал недавно, что в средние века с этого минарета сбрасывали на каменную мостовую приговоренных к смерти.

Сцена, которую Чучин наблюдал на площади Регистан, насторожила его. Почему в вагоне Тахир притворился, что не знаком с толстяком? Почему он советовал Ивану остерегаться рябого? И кто этот странный толстяк? Зачем ему понадобилась комедия с переодеванием?

Чем больше Иван размышлял, тем больше склонялся к мысли, что все это неспроста. Он попытался припомнить детали разговора со стариком в поезде, но и они не помогали найти ответ. И теперь уже даже словоохотливость старика стала вызывать у Ивана подозрения.

Посоветоваться с командиром гарнизона? Но какими фактами Иван располагает? Чего доброго, засмеют… А может, рассказать обо всем как бы невзначай? А уж там видно будет…

Иван колебался до самого вечера, все никак не мог ни на что решиться. За ужином зашел разговор о последней крупной боевой операции — разгроме банды Усман-бека, остатки которой скрылись в Афганистане.

— Если бы не ребята Плетнева, всем нам была бы крышка, — окая, рассказывал худой долговязый красноармеец, для убедительности пристукивая по столу кулаком.

Услышав знакомую фамилию, Иван прислушался. А долговязый тем временем продолжал:

— Расположились мы на ночь в кишлаке. Ну, кишлак как кишлак, тихий такой… Да и встретили нас нормально — в дома пустили на ночь, накормили. Выставили часовых, собираемся уже спать ложиться. Вдруг вижу, Плетнев со своими ребятами о чем-то шушукается, — а их всего четверо было, чекистов-то. Пошептались — и быстро по домам разбрелись. Один заходит к нам — слово за слово, хозяина к столу приглашает, какие-то байки рассказывает, а сам, вижу, во все углы заглядывает. Потом шепчет мне: «Не спускай с хозяина глаз, я мигом». И пропал.

Красноармеец выдержал паузу, наслаждаясь всеобщим вниманием, зачерпнул из своей миски небольшую картофелину, целиком отправил ее в рот и, тщательно прожевав, продолжил:

— Гляжу, возвращается он с Плетневым — и сразу к хозяину: признавайся, мол, куда настоящего хозяина подевал. Тот бормочет, что, мол, не понимаю, о чем речь, а Плетнев раз — и маузер у него из-под халата вытаскивает. «Хозяин» было рванулся, да куда там, скрутили мы его — тихо, без шума, а потом и остальных «хозяев» прибрали. А Плетнев объясняет — мне, говорит, сразу в глаза бросилось, что во всем кишлаке ни одного пацана или пацанки не видать. Ведь они — ночь-полночь — а обязательно бы сбежались, любопытные чертенята.