Карельская тропка - страница 4

Решительно все о местных гадюках я узнал много позже, когда застал на месте «колдовства» с паленой шерстью Степана Дмитриевича Тюмина, пожилого красивого человека, коренного карела, приехавшего на остров из лесной глубинной Карелии и поселившегося в крайнем, самом нижнем доме деревни.

Деление деревни на две части происходило исподволь и началось еще в те далекие времена, когда кто-то из местных жителей, занимавшихся кожевенными и прочими богатыми промыслами, по своей и не по своей воле оставил остров. Следом за хозяевами стали исчезать и их дома, исчезать тоже постепенно: сначала кто-то разбирал сараи, потом кто-то покупал на дрова оставшиеся пристройки, а следом разбиралась и перевозилась куда-то жилая часть дома, рубившаяся здесь обычно на две половины, а то и в два этажа. Так получилось, и теперь явно существовало обособление, которому малочисленные жители нижней части деревни, казалось, даже были рады. По крайней мере я редко видел, чтобы тот же Степан Дмитриевич Тюмин оставлял свой дом ради путешествия, которое он сам называл «путешествием в гору», то есть путешествием к домам, стоявшим на вершине острова.

Я долго искал самые разные причины, которые объяснили бы мне поведение Тюмина, пока не поселился в его доме. Окна дома выходили на тихую губу озера, на высокую скалу-лоб. Из этих окон не было видно ревущих волн, и шквальные восточные и северо-восточные ветры, бившие лишь сзади, в сараи, никогда не швыряли в стекла тяжелые заряды мокрого снега. У этого дома было открытое, веселое, хотя и старенькое крыльцо. Тут же, у крыльца, сушились на вешале старые, чиненные-перечиненные сети, и от этих сетей рядом с тобой жил тревожный запах тайных озерных глубин. У широкого удобного мостка стояла лодка, борт лодки отражался в голубовато-зеленой воде и тихо покачивался вместе с широкой волной. Здесь, на крыльце, находила на меня какая-то особая благодать, и расставаться с этой благодатью ради путешествия к домам на горе мне тоже не хотелось.

Дома, стоявшие на горе, полосовали все известные здесь ветры, невесело было ходить от этих домов за водой — под гору, а потом с полными ведрами вверх, да и вид отсюда на остальную, дальнюю часть острова, усеянную камнями и вытоптанную многочисленным совхозным стадом, никак ни шел в сравнение с той прелестью, которая открывалась для взгляда из окон и с крыльца дома Тюмина.

За долгим каменистым выпасом, за бывшими трудными карельскими пашнями в дальней части острова поднимался среди каменных груд невысокий березняк, измученный скотом и ветрами. И только в самом конце острова, на дальнем мыске, снова встречался ты с истинной северной красотой. Но эта красота была уже другой, суровой и холодной, как скальные скаты и валуны самого мыска.

Узкий каменистый мысок окружала прозрачная от холода глубокая вода озера, а впереди за высокой волной качалась далекая стена сосен, вставших у северного берега. Когда приходили тихие летние дни, мысок менялся, становился теплым и добрым, как лесная сказка, рассказанная древним стариком карелом. Тогда по всему мыску на камнях сидели сизые чайки. Чайки сидели неподвижно, и мне всегда казалось, что они спят. Если чаек удавалось разбудить, они лениво расправляли крылья и медленно плыли над самой водой. Я смотрел чаще не на птиц, а на их отражение в воде, и мне верилось, что я вижу каких-то белых сказочных рыб, поднявшихся вдруг из глубины.

На дальний мысок я приходил в тихие утренние часы, наблюдал за чайками, собирал землянику среди камней и просто смотрел на воду, цвет которой менялся от часа к часу, от погоды к погоде. Это были чудесные часы, знать о которых отпущено было лишь мне, чайкам и глубокой воде моего озера… И именно в эти часы на дальнем каменистом мыске мне часто казалось, что я нахожусь не на острове, который помнит некогда большую карельскую деревню, помнит богатые кожевни и старый рыбный промысел, а на небольшом клочке суши, окруженной со всех сторон водой. И может быть, именно поэтому, вспоминая чаек, ласточек, рыб, ветра и волны, я чаще вижу себя на небольшом островке посреди большого и очень разного в разное время северного озера…