Карельская тропка - страница 6
Собирать клубнику было удивительно интересно. Ты пробирался среди здоровенных кустов, раздвигал стебли трав и то и дело натыкался на птичьи гнезда, на птенцов-слетков или на шустрых пуховых зайчат. Этих зайчат мы иногда ловили и приносили в деревню вместе с многочисленными рассказами о том, что с кем приключилось сегодня в лугах, кто и как собирал сегодня клубнику-землянику.
Мы не собирали клубнику про запас, не приносили ее домой в банках, бидонах, но тем не менее память о близких мне рязанских местах с тех пор прочно связана именно с этой ягодой, что росла широко, сочно и крупно по богатым заливным лугам за Окой. Родила эта ягода каждый год — наверное, там, в тепле рязанских земель, среди высокой густой травы и буйных кустов не страшны были ей ни холодные ветры, ни поздние заморозки, что могли погубить цвет и лишить заливные луга ягодного урожая…
Пожалуй, ветра и заморозки не мешали цвести и приносить урожай и той землянике, что росла в Брянских лесах. Быстрая и удивительно чистая речка Нерусса вольно петляла среди дубрав и сосновых боров. Вот в эти сосновые боры я и ходил за земляникой. Я собирал ягоды здесь всегда лежа на животе, несмотря на всякие предостережения относительно гадюк, которые якобы и любят как раз самые ягодные места. Земляника в Брянском лесу была очень теплой, очень сладкой и чуть терпкой, как гречишный мед. И вот эти красные, даже рубиновые, ягоды, звонкие сосны корабельной стати, стрелочки смолокуров по сосновым стволам, легкий сухой мох и опустивший к земле листья зрелый ягодник и остались для меня доброй памятью о приветливой и щедрой Брянщине…
В сырых Вологодских осинниках и сумрачных еловых островах Архангельской земли земляника не родилась. Но зато какая радость приходила к тебе, когда, окончив прокос по луговому клеверу и вернувшись к началу нового прокоса, на самом краю лесной полянки, среди срезанного косой поповника, клевера и стеблистой травы ты замечал вдруг мелькнувший огонек скромной северной ягоды.
Ты нагибался, осторожно разбирал влажные от утренней росы, только что упавшие стебли трав и, конечно, находил среди них кустик земляники. Он был особенно дорог и светел среди северных ветров, сырых осиновых стволов и тяжелых, мокрых еловых лап. Ты долго не решался положить ее в рот, но когда ягода подавалась языку, ты неожиданно открывал для себя главную тайну северной земляники.
Нет, эта земляника не была бедной родственницей богатых ягод среднерусской полосы, нет, она не забралась сюда от худой жизни, от нехватки земли — просто она родилась здесь, просто здесь была ее земля, ее родина, и на этой земле росла своя собственная земляника.
Она была нежна и мягка, удивительно ароматна, но этот аромат был настолько тонок, что казался сродни северной девичьей застенчивости. Скромная, нежная, светлая ягода среди черных елей и седых осин, ягода — родня ромашке и клеверу, родня развеселому лужку-выкосу, наверное, именно такой землянике и суждено было жить на Архангельской и Вологодской земле…
И теперь, помня очень хорошо кустики земляники, которые встречались мне и на Брянщине, и под Рязанью, и в северной тайге, я не переставал удивляться, находя на скале, среди обломков гранитных глыб и узких сырых расщелин, знакомые красные ягоды.
Как поднялась земляника сюда, наверх? Кто занес ее, кто оставил среди голого холодного камня?.. Но кустик прижился, пустил в скалу корни, пустил побег, другой — и пошел, пошел все выше и выше. Один поменьше, другой побольше, один тверже и смелей, другие слабей и застенчивей — упрямые кустики земляники росли, цвели и приносили ягоды здесь, на голом граните скалы. Открытые для всех ветров на свете, открытые морозам и ледяным дождям, порой отступавшие, порой не приносившие плодов год, другой, когда эти года выпадали с поздними заморозками, и все-таки очень живые и очень свои, не похожие ни на что на свете.
Я протягиваю руку к самому крайнему и самому сильному кустику и чувствую на ладони необыкновенное тепло ягоды, что родилась на скале в самом начале Карельской тропки…
Внизу лужок и березовое редколесье — это память о среднерусской земле. Седой осинник и тяжелые лапы елей — дань Вологодчине и Архангельской земле. А открытое небо над вершиной скалы, кряжистая сосна высоко-высоко над водой и земляника, поднявшаяся по скале, — это уже Карелия…