Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 25

К Карлу VII, королю Франции? Занятный король, которого прозвали «Карл Гонесский» и «король Буржа»; который в один прекрасный день на глазах у всех вынуж­ден был вернуть уже пошитый башмак, принесенный ему сапожником, ибо в королевской казне не хватило денег, чтобы оплатить пару башмаков; который, в отличие от доброго герцога, въехавшего в Гент на той прекрасной лошади, что была четырежды ранена пикой, обычно ездил верхом на плохонькой неторопливой лошадке, при звуке пушечного выстрела падавшей на спину, задрав копыта кверху; и, наконец, Карл VII клялся святым Иоанном, в то время как граф де Шароле, который был всего лишь подростком, клялся святым Георгием.

Таким образом, было почти решено, что будет пред­принят новый крестовый поход, чтобы отвоевать у турок Константинополь, и что главой этого крестового похода станет Филипп Добрый.

Местом встречи будущих крестоносцев был назначен бургундский двор.

В один прекрасный день там появился, чтобы встать в ряды крестоносцев, лично дофин Франции, будущий Людовик XI.

Но отчего вдруг этим неспокойным и неуравновешен­ным рассудком, этим черствым и холодным сердцем овладело воодушевление?

Да просто-напросто дофин был изгнан из королевства собственным отцом.

Бросим взгляд на Францию, которая оказалась ранена, в свой черед, трижды и раны которой зарубцовывалась с великим трудом: это были раны, полученные ею при Креси, Пуатье и Азенкуре.

Так вот, благодаря двойному чуду, сотворенному Госпо­дом, который ниспослал ей деву и куртизанку, Жанну д'Арк и Агнессу Сорель, Франции, несмотря на все ее раны, удалось в тот самый год, когда родился граф де Шароле, изгнать из своих пределов англичан.

Но в какой же чудовищной нищете оставили Францию солдаты Эдуарда III!

Северные провинции превратились в пустыню; в цен­тральной части не осталось ничего, кроме песчаных рав­нин: вместе с хлеборобами пропали и жатвы. Область Бос поросла густым кустарником, и мало-помалу этот кустарник разросся и превратился в настоящий лес: если бы две армии попытались отыскать там друг друга, это стоило бы им великого труда. Люди из деревень бежали в города, города же умирали от голода. Трупы вызывали чуму, мертвые заражали живых. Беднякам, которым не на что было купить дрова, брали, чтобы развести огонь, ставни и двери из богатых домов, где побывала зараза. Города сами сжигали себя, перед этим покончив с собой. Вероятно, еще хуже дело обстояло в Париже: большая часть домов была заброшена, и люди короля старательно наводили справки о мертвых и наследниках, пытаясь извлечь из этого какую-нибудь выгоду; они ходили по улицам и спрашивали:

— Почему закрыт этот дом?

— Ах, господа, — отвечали соседи, — все его жители умерли!

— А нет ли у них, часом, наследников, которые живут здесь?

— Нет; наследники бежали и живут в другом месте.

— И где же?

— Мы ничего об этом не знаем!

Королевским указом от 31 января 1432 года было запрещено ломать и сжигать покинутые дома.

Так что англичане сделали вид, что они покинули Париж, не желая в нем больше оставаться!

Вслед за уходом англичан туда пришел Карл VII: он огляделся и бежал прочь. Он тоже не желал там нахо­диться.

Желали там находиться одни лишь волки; волки вхо­дили туда по ночам, отыскивая человеческую мертвечину, и, если им не удавалось ее найти, они, взбесившись от голода, поскольку в полях не было скота, бросались на детей и взрослых людей.

«Они задушили на равнине, —- сообщает «Парижский горожанин», газета того времени (во Франции всегда были газеты), — от шестидесяти до восьмидесяти чело­век, растерзали четырнадцать человек между Монмартром и воротами Сент-Антуан и к тому же сожрали ребенка на Кошачьей площади позади церкви Избиенных младенцев».

Еще прежде, в то время, когда был взят Руан и в этом городе находился Генрих V, английскому королю сооб­щили, что волки опустошают Нижнюю Нормандию, и он не нашел иного средства, кроме как назначить началь­ника волчьей ловли.

И тем не менее, при всем этом, Франция вступила в период выздоровления, а Англия, напротив, тяжело забо­лела.

Несомненно, во время наших гражданских войн англи­чан покусали и бургиньоны, и арманьяки, ибо они вер­нулись к себе, охваченные бешенством гражданской войны.