Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 65

В пять часов утра, после ночной попойки, вся эта толпа двинулась по направлению к Генту. Поход, преры­ваемый остановками возле раскупоренных пивных бочек, довел возбуждение этих людей до безумия.

То было мрачное безумие, какое бывает у любителей пива!

Герцог вступил в город накануне и, явно приведенный в сонное состояние торжественными речами, которые ему пришлось выслушивать, спокойно спал, когда вся эта толпа явилась на Пятничную площадь.

К несчастью, именно там находился домик сборщика ввозной пошлины на продовольствие.

Вот к этому домику все и питали особую неприязнь, как если бы контора, где взималась пошлина, была самой этой пошлиной: для простого народа интересы государ­ства почти всегда воплощены в каком-нибудь материаль­ном предмете.

— Святой Ливиний никогда с дороги не сворачи­вает! — в один голос закричали те, кто нес раку, и те, кто шел вслед за ними.

И тотчас же, за одну секунду, словно на него дохнул ветер небесный, домик был уничтожен.

Затем, в тот же самый миг, там, где он прежде стоял, взвилось знамя города.

Но едва только появилось знамя города, как повсюду, словно выйдя из-под земли, возникли знамена гильдий, явно заготовленные для этого случая, ибо они были совершенно новые.

Затем вокруг знамен гильдий стали собираться воору­женные ремесленники.

Все это происходило так же быстро, как в театре, когда машинист сцены дает свисток и происходит смена деко­раций.

Шум разбудил герцога; он спросил, что происходит, но никто не осмелился ответить ему на этот вопрос. К несчастью, он привез с собой дочь, уже сироту, хотя ей только что исполнилось четыре года, — ту, что позднее будет зваться Марией Бургундской. Он волновался, но не за себя, а за этого ребенка и, одетый в простую черную рубаху и вооруженный одной лишь дубинкой, спустился вниз.

— Клянусь святым Георгием, они увидят меня поближе, — воскликнул он, — и всем этим мужланам придется сказать мне, чего они требуют!

Сир де Грютхюзе остановил его на минуту; но, когда герцог увидел, что его дворяне сбегаются из разных квар­талов города, а лучникам-телохранителям удалось собраться перед его дворцом, он решил более не медлить. Неужели он, кто после смерти старого герцога стал вер­ховным повелителем, он, кто питал надежду заставить склониться перед ним всех государей христианского мира, неужели он начнет с того, что проявит нереши­тельность перед лицом каких-то взбунтовавшихся муж­ланов? Такое было невозможно!

И вот герцог внезапно предстал перед толпой, неспо­койной и бушующей, словно волны Северного моря. На нем, как уже говорилось, была только рубаха, а в руках он держал лишь дубинку, однако позади него стояли его латники, облаченные в доспехи, и лучники с натянутыми луками.

По его нахмуренным бровям, по его пылающему взору, по его разгневанному лицу было легко догадаться о том, что происходит у него в душе.

При виде герцога мастеровые закричали:

— По местам, друзья! По местам!

Все они построились под своими знаменами, и слышно было, как на каменную мостовую опустились окованные железом древки пик. Герцог двинулся прямо на бунтов­щиков.

— Ну, негодяи, — спросил он, — чего вы хотите?

И поскольку человек, оказавшийся у него на пути, не посторонился достаточно быстро, он ударил его своей дубинкой.

В руках у этого человека была пика.

— А! Господом Богом клянусь, вы меня ударили ... — произнес он. — И хоть вы и герцог, я отомщу!

И он приготовился нанести герцогу удар пикой.

Однако сир де Грютхюзе бросился между ними, а затем, увлекая за собой герцога, заставил его вернуться в ряды латников.

— Ваше высочество, — произнес он твердым и строгим голосом, — неужели вы хотите, чтобы эти бешеные убили вас, а вместе с вами прикончили и всех нас? Право же, прекрасная смерть для государя и дворян! Пойдемте, пойдемте, действовать надо по-иному, следует умиротво­рить их ласковыми речами, спасти вашу честь и вашу жизнь. Ваша отвага тут не поможет, тогда как одно ваше слово успокоит этот несчастный народ и всех этих вол­ков обратит в овец. Поднимайтесь на балкон, говорите, и все кончится хорошо.

Положение и в самом деле было тяжелым. Гентцам оставалось только сжать кольцо окружения, чтобы раз­давить герцога и всех, кто его сопровождал.