Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 70
Карл принял депутатов милостиво и поручил сиру д'Эмберкуру вступить во владение городом.
Льеж провел ночь в страшном волнении. В два часа ночи те, кто стоял за продолжение войны, поняли, что они потерпели поражение, и покинули город, убежденные в том, что накакого прощения от победителя им ждать не приходится.
В течение дня ждали прибытия герцога; однако он не пожелал въехать ни в одни из городских ворот и приказал снести двадцать саженей стены и засыпать ров: ему нужно было войти в город через пролом, чтобы Льеж считался взятым приступом.
Карл, сидя на этот раз верхом на своем боевом коне, медленным шагом въехал в город, держа в руке обнаженный меч и облаченный в боевые доспехи; однако поверх доспехов была накинута мантия, усыпанная драгоценными камнями.
Всем жителям было приказано стоять перед воротами своих домов, с непокрытой головой и факелом в руке. Никто не знал, что с ним станет; никто не мог сказать, будет ли он жив на следующий день или мертв. Герцог был мрачен, как грозовая туча, и, как грозовая туча, готов был в любой миг разразиться громом и молнией.
Карл доставил себе удовольствие, удерживая Льеж в такой тревоге с 17 по 26 ноября.
Двадцать шестого на дозорной башне городской ратуши раздался заунывный звон ... Несчастный колокол предвещал свою собственную гибель.
Герцог приказал установить свой трон на том самом месте, где прежде сидел князь-епископ. Рядом с ним находился Людовик Бурбонский.
На площади скопились люди — без оружия, с непокрытой головой, в положении осужденных перед судьей.
На этот раз дело обстояло куда хуже, чем когда к смерти приговаривали жителей города: казнить собирались сам город!
Ему оставалось лишь выслушать приговор.
Его огласил обычный судебный пристав.
Льеж лишался крепостных стен, лишался башен, лишался знамен, лишался артиллерии; Льеж больше не был городом: в него можно было войти отовсюду, словно в деревню. Льеж лишался собственных законов, городского суда, епископского суда и ремесленных гильдий; должности бургомистра, то есть голоса города, и капитана, то есть его меча, упразднялись. Отныне суд в Льеже должны были вершить его соседи, а точнее, его враги: Намюр, Лёвен и Маастрихт. Помимо шестисот тысяч флоринов, определенных первым договором, Льежу надлежало уплатить штраф в размере ста пятнадцати тысяч ливров и выдать двенадцать человек на милость герцога, который будет держать их в плену или умертвит. Трех из них отведут на эшафот и там помилуют, а остальных девятерых казнят.
Но, поскольку у льежцев отняли их политическую, судебную и торговую деятельность, у них следовало отнять также символ этой деятельности — столб п р а - восудия. Для Льежа столб правосудия был то же самое, что палладиум для Трои.
Одна из статей приговора гласила:
«Столб правосудия будет увезен, с тем чтобы никто и никогда не мог устанавливать его вновь и даже помещать его изображение в гербе города».
Эта колонна и в самом деле была снята со своего основания; герцог забрал ее, подобно Наполеону, который спустя триста пятьдесят лет вывез из Москвы золотой крест с Ивана Великого; но, оказавшись более удачливым, чем современный смельчак, герцог сумел довезти свой трофей до Брюгге. Там она была установлена перед биржей, приговоренная, как гласила надпись на ней, сама рассказывать о своем несчастье и своем позоре.
Кроме того, на рыночной площади Льежа стояла статуя Фортуны; герцог приказал снести статую, оставив от нее только колесо; впрочем, это колесо он велел закрепить большим гвоздем, чтобы оно больше не вращалось.
Кто бы мог подумать, что город, на который обрушилась такая кара, останется непокоренным, что униженный таким образом народ вновь поднимет голову и, словно Энкелад, сраженный молнией, еще раз перевернется в своей могиле?
Мы уже говорили, что герцог был невероятно богат и что отец оставил ему несметные сокровища; но, предвидя великие события, герцог не хотел расходовать эти деньги и превратил их в неприкосновенный запас. Он счел, что ему проще взимать чрезвычайный налог, который народ должен был платить ему по трем причинам: в связи с его восшествием на престол, в связи с его войной против Льежа и в связи с его женитьбой на Маргарите Йоркской.