Карл Смелый. Жанна д’Арк - страница 76
Однако бастард Бурбонский, полагая, что такая двойная тюрьма будет чрезмерной жестокостью, ограничился ответом:
— Если король желает обращаться со своими узниками подобным образом, то пусть сам их и сторожит; вот тогда он сможет делать с ними все, что ему заблагорассудится, и даже пускать их на фарш.
Господин де Шатонёф был предупрежден об угрожавшей ему опасности; по слухам, он был любовником г-жи д'Арсинж, жены коменданта замка, и с ее помощью ему удалось бежать.
Узнав об этом побеге, король впал в неистовый гнев и приказал обезглавить сира д'Арсинжа, Ремоне, сына его жены, и королевского прокурора замка Юсон.
Как если бы все враги Людовика XI назначили встречу в Перонне, туда, в свой черед, прибыл и Филипп Брес- ский, сын покойного герцога Савойского.
Король начал беспокоиться: чествовать гостя, собрав всех его врагов, было несколько странно.
Но ведь они могли собраться и сами по себе, как волки на запах крови.
Дом сборщика налогов, где разместили Людовика XI, не показался ему надежным, и он попросил, чтобы его поселили в старом замке, в том самом замке графа Герберта, где вассал убил своего короля и где, как говорили, кровь Карла Простоватого все еще можно было увидеть на плитах комнаты, прилегавшей к спальне.
Просьба короля была удовлетворена без всяких возражений.
Все его враги смеялись и, смеясь, скалили свои острые и голодные зубы. Разве не было это чудом, милостью Небес, волей Провидения, что хитрый лис сам сунул лапу в западню?
И герцогу оставалось сделать только одно: запереть за ним дверь и никогда больше ее не открывать, а еще лучше, посадить своего пленника в одну из тех клеток, образец которых тот сам и начертил.
Между тем герцог держался стойко: король доверился ему и не должен был в этом раскаяться; тем не менее, поскольку король находился в Перонне, в замке графа Вермандуа, жил в той комнате, где некогда находился Карл Простоватый, видел у себя перед глазами кровь, въевшуюся в плиты пола, он, герцог Бургундский, будет настойчивее в отношении ряда статей, какие ему хотелось включить в договор, предложенный королем.
Однако следует думать, что герцог уступил навязчивой идее. Вспомним, что 8 сентября изгнанники вернулись в Льеж; вероятно, 10-го или 11-го герцог узнал об этом, а теперь было уже 10 октября.
Внезапно распространился слух, будто убит Эмберкур, убит епископ Льежский, убиты каноники.
Поверил ли герцог в эту новость или сделал вид, что поверил?
Новость, если бы она оказалась правдой, была бы роковой для короля Франции в большей степени, чем для герцога Бургундского.
И в самом деле, если бунт разжигался королем Франции, то какой момент он выбрал для его начала? Тот самый, когда он отдал себя в руки своего врага!
Подобная политическая слепота определенно не была свойственна Людовику XI, человеку дальновидному. Правда, дальнозоркие порой довольно плохо видят вблизи.
В любом случае, если епископ был убит и убийство можно было вменить в вину Людовику XI, это привело бы к ссоре с папой и к ссоре с герцогом Бурбонским, одним из тех прославленных воинов, на кого король более всего рассчитывал.
Но, как известно, новости оказались далеки от истины: изгнанники не только не убили епископа, привезя его из Маастрихта, но и, когда один из них осмелился сказать о нем худое слово, тотчас же устроили суд над этим человеком и повесили его на придорожном дереве.
Поверил герцог этим известиям или всего лишь сделал вид, что поверил, но действовал он так, как если бы они показались ему правдивыми.
— О! — воскликнул он. — Так это правда, что король прибыл сюда только для того, чтобы обмануть меня и не дать мне быть настороже! Значит, я был прав, не доверяя этому ядовитому зверю и отказываясь от встречи с ним; ведь это он посредством своих тайных козней подстрекал злых и жестоких льежцев; но, клянусь святым Георгием, льежцы окажутся жестоко наказаны, а у моего кузена Людовика будет повод раскаяться!
И он тотчас же приказал закрыть все ворота города и не разрешать никому выходить оттуда без пропуска, подписанного им собственноручно.
Правда, герцог пустил в ход предлог — ибо его все же мучили угрызения совести, — будто у него только что украли шкатулку, полную золота и драгоценностей, и он хочет во что бы то ни стало найти ее.