Карта страны фантазий - страница 36

Я прошу не понимать меня в том смысле, что американцы сделали правильно, а чехи неверно или наоборот. Я писал только, что при экранизации классики есть два пути: в обоих случаях что-то было выиграно, что-то утеряно. Чехи сохранили текст в ущерб идее, американцы — замысел в ущерб тексту. Что предпочтительнее? Видимо, это зависит от режиссера: что он хочет показать зрителю: писателя или его замысел?

Помимо старения смыслового есть в фантастике и моральное старение. Говоря простыми словами: "Было, видели, надоело!" В жизни полет человека на Луну еще не состоялся, в литературе такие полеты набили оскомину. Уже нельзя описывать, как космонавт прощается с любимой у лифта ракеты, как съеживается земной глобус на звездном небе. "Было, читали, надоело!" Использованный образ повторять не стоит, повторенный трижды, он теряет фантастичность для зрителя. Гнусаво-басистый робот со стеклянной головой, могучий, но дубоватый, пасующий там, где нужна человеческая гибкость ума, появлялся в нашем фильме "Планета бурь", в чешском "Икар-1" и в американском "Запрещенная планета". В жизни роботы такого класса еще не существуют, на экране они уже надоели.

И, наконец, еще один подводный камень экранизации: проблема наглядности, зрелищности фантастики. Может случиться, что самая фантастичная, самая увлекательная идея окажется неинтересной на экране.

Такая осечка вышла с фильмом "Икар-1". В основу его положен роман С. Лема "Магелланово облако", речь идет о полете к звезде Альфа Центавра, туда в сто тысяч раз дальше, чем до Марса. Подобные полеты в XX веке не осуществятся почти наверняка, нет уверенности, что они начнутся в XXI веке. Тема достаточно фантастична. Но что показывают зрителю? Интерьеры космического корабля: коридоры, каюты, столовую, гимнастический зал, такие же как в земном доме отдыха. Очень обыкновенные люди едят, танцуют, болеют, выздоравливают. Корабль глотает миллионы километров в невиданном полете, а мы рассматриваем людей в помещениях.

Такие затруднения могут возникнуть и в сюжетах проектно-лабораторных, где фантастическая идея обдумывается, рождается, обсуждается. И нечто сверхфантастическое — переделка неба, например, — может оказаться обыденным с виду: чертежи, расчеты, рулоны… показать нечего.

Конечно, можно игнорировать все эти сложности, не стараться удержать ускользающую фантастичность. Но тогда надо отдавать себе отчет, что получится не фантастический фильм, а приключенческий, исторический и т. д., и не претендовать на имя кинофантастики.

Впрочем, критик № 7 выражался решительнее. Он говорил, что фантастика обязана быть фантастичной, что ее призвание — обогащать мир новыми идеями. Так высказывались теоретики, критики, авторы и читатели, которые в мечте больше всего ценили не привлекательную цель, а замысел осуществления, намечали пути к мечте. И с удовольствием писали или читали рассказы

о новых способах космической связи,

о новом объяснении круговорота вещества,

о новых способах добычи нефти и т. д.

Из числа авторов тверже всех на этой позиции стояли бакинские фантасты — В. Журавлева и Г. Альтов.

Г. Альтов даже составил реестр использованных в фантастике тем и идей, настойчиво призывал не повторяться. Реестр его был встречен неодобрительно большинством, считающим, что в фантастике главное-литературность (типа критиков № 9 и № 11), и опубликован не был. А жаль. Он мог бы помогать и авторам и редакциям, как справочник. Желающих высказывать новые идеи избавлял бы от вторичного открытия америк, а желающим использовать старые идеи напоминал бы, что нужно внести что-то новое, свое.

Из всех разделов фантастики литература новых идей вызывает наибольшее сопротивление. Многие сомневаются, как это человек искусства может найти ценную идею, подсказать технический путь. Отыскивать средства — дело специалиста, дело художника — живописать мечту.

Но история сложилась так, что именно борьба за мечту заставила литераторов вступать в дискуссии со специалистами.

Лет пятнадцать назад, когда у нас господствовала Ближняя фантастика с мечтой робкой, приземленной, почти не фантастической, всякая попытка выйти за пределы исхоженных дорог встречалась в штыки. "Неслыханно, невозможно!" — говорили редакторы. (Казалось бы, самое натуральное для фантастики — быть неслыханной.) А специалисты подтверждали: "Невыполнимо, ненаучно". И подкрепляли запрет формулами и цитатами из Платона, Ньютона и Эйнштейна.