Карта жизни - страница 2
Но пока Пинг водил хороводы, люди радовались жизни, жили в прекрасных уютных домах, наслаждались спокойным и беззаботным существованием, в котором, по их жалкому мнению, не было места злым ведьмам, колдунам и прочим магическим тварям.
Матильда прикрыла глаза. Ее магия полыхала огненными искорками и в любой момент грозилась вырваться наружу. Сдерживать ее становилось все тяжелее. С каждым днем становилось все холоднее. А магии – напротив, теплее. Виной всему был еще один закон, согласно которому волшебники не имели права пользоваться магией. Только в ЗВОН, да и то по исключительным поводам. Такого рода «поводы» должны были быть заверены лично подписью Мудрого.
Дышать становилось труднее.
Кукушка на часах известила, что до начала ЗВОНА оставалось еще два часа.
– Ох, Матильда! Что я вижу… – проскрипел голос в углу маленькой комнатки.
Избушка завалилась набок. Кое-где виднелись щели, через которые шустро пробегали мыши.
Женщина нехотя поднялась со старого скрипучего сундука и подошла к матери.
– Что ты там видишь? – со скукой, высеченной тонкой гранитной гранью на бледном лице, поинтересовалась она. – Опять люди?
– ЧЕ-ЛО-ВЕ-КИ! – прошипела матушка. – Они самые!
Густой дым из печки разнес по всей избе неприятный кислый аромат прогнившего кроличьего мяса и еще чего-то пряного, смутно напоминавшего мятные листья.
Дым плотным витиеватым колечком поднимался из глиняного большого горшка и, совершив пируэт, растворялся, так и не коснувшись обветшалой крыши. Белый туман сменялся ярко-красным, синим и желтым. Наконец, жидкость приобрела ровный голубоватый оттенок.
Старушка охнула и чуть не засунула свой длинный нос в кипяток. Матильде пришлось ухватить ее за локоть.
– Мама, что это?
Она с удивлением смотрела на младенца, личико которого искажала вновь появившаяся водная рябь.
– Это тот самый, Матильда! – повернулась к ней старушка. – ОН родился! Мы спасены! – она радостно и скрипуче рассмеялась. Смех ее разнесся неестественным карканьем по комнате и разбился о ветхие стены.
Женщина внимательно следила за ребенком. Вот у него отрезают пуповину, поднимают вверх, внимательно осматривают, а затем передают матери, которая с улыбкой принимает своего мальчика.
А мать его оказалась весьма красивой дамочкой.
Аристократические черты лица не портила даже безобразная, растрепанная прическа и изнуренный длительными родами вид. Рыжие волосы неровными прядками спадали на бледное лицо, но глаза… глаза ее осветили бы целый город – яркие и зеленые – они подобно огромным изумрудам блестели сочными красками на лице, подчеркивали контур алых губ и едва обозначенные веснушки.
Это лицо она бы никогда ни с кем не спутала.
– Аллия… – прошептала она пораженно.
Мать радостно закивала.
– Именно! Твоя кузина оказалась не такой уж и никудышной ведьмой! Она исполнила свое предназначение и спасла свой род! Теперь мы можем жить спокойно, ведь когда этот мальчик вырастит, он спасет нас, вытащит из этой темной и мрачной башни! – она, подобно пьяной девке в трактире, пустилась в резвый пляс. – Там-тарам, волшебник и ЧЕ-ЛО-ВЕК! Па-рам! Что вы говорите! Тарам… Какого же чудо! Никогда бы не подумала… – она перекинула лежащий на запыленном стуле платок через плечо и, схватившись за его концы, подняла руки вверх, – ЧЕ-ЛО-ВЕК и ведьма сотворили волшебство!
Матильда неверующе покачала головой.
– Ты уверена? – спросила тихо так, словно боялась, что своим голосом, словами разобьет нечто хрупкое и прекрасное, возникшее только что неровными бледными росчерками.
– Уверена ли я? – старушка резко остановилась и вперилась в нее маленькими выпученными глазками. – А ты уверена в том, что солнце и луна в ночь Полноверия [1] встречаются и говорят друг с другом, словно старые приятельницы, а? Уверена в том, что магия, ускользая, никуда не исчезает, а лишь стонет, словно загнанный зверек перед своим хладнокровным хозяином?
Матильда кивнула. Ровно три раза.
Четвертый, правда, приберегла на всякий случай.
– Говорю тебе, этот мальчик спасет волшебство! Ты же помнишь пророчество?
– Рожденный из пепла и жизни ребенок
Вернет волшебству идеальную форму,