Картины из истории народа чешского. Том 1 - страница 25
Тогда приказал Карломанн отворить подземелье и, спустившись туда, приветствовал узника. Затем он обнял его со словами:
— Я хорошо знаю твое сердце. Тебя обвинили облыжно. Завистники оговорили тебя, но правый суд находит тебя безвинным. Твой дурной слуга Славомир овладел Моравией, принадлежащей тебе по праву и роду. Встань же и возглавь войско, ожидающее тебя. Когда победишь, когда приступом или хитростью овладеешь Девином, державу твою признают все немцы.
Кончив, Карломанн опять раскрыл объятия, и руки его, обремененные металлическими украшениями, сомкнулись на плечах Святополка.
Был полдень, солнечный свет проник в темницу, и со светом вошло дуновение свежего воздуха.
— Верность! — проговорил маркграф. «Отмщение!» — ответил в сердце своем племянник Ростислава.
И чудилось ему, что обнимает он исхудалую шею призрака, явившегося ему с этим грозным словом.
Чудилось Святополку, что предательство отдалило свой меч от его груди, и клинок, качнувшись, приблизился к сердцу Карломанна.
Осыпанный почестями, двинулся Святополк во главе немецких войск на Моравию. Народ, не понимая, что Святополком движет жажда мести, страшился его поступи, проклинал его и разбегался. Мужчины собирались в укрепленных местах, стада отгоняли в леса, при дорогах расставляли засады, и все, вооруженные и безоружные, оплакивали предательство Святополка и горевали:
— Горе, наш князь, сын своего народа, идет во главе немецких супостатов, хочет разрушить Девин и наказать, верность наших упований, отплатить злом за преданность и любовь!
А немецкое войско во главе со Святополком шло все дальше и дальше; торопилось оно, делая долгие переходы, и вот уже близок был Девин. Омытый двумя реками, сама скала, сама высота недостижимая, сама крутизна, высился он над краем, и только птицы, только птицы могли достичь его стен, только рыбы — подплыть к подножью утеса.
Увидев издали эту твердыню, замедлило шаг немецкое войско — и остановилось. Смолкли веселые крики, и в молчании этом слышались лишь изумленные вздохи.
И стояли немцы под утесом в печали и безнадежности, и советчики онемели, и никто не мог сообразить, какими таранами бить по этой скале. В этой беспомощности, в этой растерянности обратили они взоры на Святополка. Тогда пошел князь к первым рядам воинов и проговорил:
— Силам человеческим не сокрушить Девинскую скалу. Неприступна твердыня эта, и Карломанн, и Людвиг, и Вильгельм с Энгельшальком тщетно будут стараться взять ее, ибо они — чужеземцы. Но я, князь Моравский, поднимусь один по этой крутой тропе, обращусь к своему народу и сделаю так, что он откроет вам ворота Девина. Ждите меня под скалой и кричите, а я с высоты покажу своим бесчисленность ваших рядов. Кричите на вольном пространстве, кричите из леса, заставьте ваш скот подать голос, стучите копьями и щитами, дабы страх объял мораван и подчинились они воле моей.
— Иди! — согласился Энгельшальк, и в сердце его, в сердцах всех немецких воинов родилась новая надежда.
— Когда задрожат они в страхе, — продолжал Святополк, — и согласятся с моими словами, тогда отбросьте оружие в знак мира и дружества!
Никто не догадывался, что задумал Святополк. Никто не подозревал, что призрак, с которым он беседовал в тиши своей тюрьмы, шагает теперь с ним рядом. Никто не слышал грозных слов, которые этот призрак нашептывал князю.
И вот, как договорились, пошел Святополк один, без свиты, и вступил в крепость. И встал перед Славомиром — один. Один перед всей дружиной.
Неисчислимое немецкое войско обложило тем временем утес, и крики его были слышны даже во внутренних помещениях крепости. Вширь и вдаль разносились эти крики, проникая во все уголки Девина, и возносились к небу.
Славяне смотрели на Святополка со страхом. Люди теснились в проходах меж частоколами и показывали пальцем на князя, пришедшего во главе иноземцев. Смельчаки бросали проклятья в лицо ему, другие с трудом удерживали меч в ножнах. Все теснее окружали они Святополка, все громче становилось негодование их. Тогда подступил Святополк к проклинавшим его и, озираясь, обратился к Славомиру: