Карты Любви : Священник - страница 27

- Я просто...

- Зачиталась?

- Вроде того, - она поднимается и разглаживает ярко желтую ткань на бедрах. - Прогуляешься со мной? - спрашивает она с надеждой в глазах.

Я почти улыбаюсь. Так-так, сладкая Делайла. Кто-то переходит границы. Но я не хочу гулять с ней или обедать, или играть в хорошего священника. Я хочу заполучить тайну ее греха, и чем больше я заставляю ее улыбаться, тем сильнее отдаляю ее от этого шага.

- Я должен работать. Извини. - Улыбка сходит с ее лица.

Ее голова склоняется набок, серые штормовые глаза смотрят на меня так, что это причиняет мне боль. Интересно, она в курсе обо всех темных закоулках, что таятся внутри них?

- Сегодня воскресенье. Разве это не день для отдыха? - она меня подловила. - Ну, давай же, соглашайся. Я даже куплю тебе мороженое в парке.

Мой взор устремляется на ее губы, и теперь я могу думать только о том, как она облизывает мороженое. Дерьмо.

- Хорошо, - сдаюсь я. Не то что бы я раньше в это верил, но я точно попаду в ад. И вот я снова играю в хорошего проповедника, который хочет помочь этой девушке, хотя на самом деле хочу вскрыть тьму, таящуюся в ней. Я хочу увидеть ее на коленях передо мной. Я хочу трахнуть ее и погубить. И она даже не подозревает об этом, словно ягненок стоит перед львом и умоляет съесть его. Да и как она догадается, если лев скрывается под личиной доброго пастыря?

Она направляется к дверям церкви, и я следую за ней. Как только я выхожу наружу, яркое солнце начинает играть на моей коже, грея и соблазняя. На секунду я закрываю глаза, и сквозь закрытые веки вижу играющие солнечные пятна. До меня доносится аромат свежескошенной травы и костра, принесенного ветром, и я вдыхаю его полной грудью. Гул лондонского трафика смешивается со звуками пения птиц и играющих детей.

Я спускаюсь по ступеням, и она ведет меня по дорожке вдоль церкви, через кладбище, и выходит в маленькие боковые ворота, ведущие в парк. Клумбы усеяны пестрыми цветами, крошечные ромашки пробиваются среди срезанной травы. Делайла наклоняется и срывает одну из них, крутя ее в пальцах.

- Мне понравилась твоя служба, - говорит она.

- Правда? - я, если честно, с трудом могу вспомнить, о чем там шла речь. Искушение? Испытание Господа? Если бы я не знал ничего лучше, я бы сказал, что он сейчас проверяет меня.

- Это было... познавательно.

- Нет, это не так. Тебе было скучно большую часть времени.

На ее лице проскальзывает веселье.

- Я ходила в англиканскую церковь. Моя бабушка затащила меня туда, когда я была ребенком. Честно говоря, я не помню, чтобы их служба была такой долгой.

Я смеюсь.

- Католики любят сочинять песни обо всем подряд и танцевать. Тебе стоит увидеть католические похороны. Та еще срань.

Мы идем через парк к маленькому фургончику с мороженым, стоящему под ветвями ивы. Неподалеку пролегает небольшой ручей, и пара детей сидит с удочками. у него.

Сев на траву, я жду, пока Делайла покупает пару рожков мороженого и возвращается, протягивая мне один из них. Она устраивается рядом со мной, поджав под себя ноги, а подол ее платья разметался по траве.

Вот так мы и сидим, едим мороженое и наблюдаем, как мир живет полной жизнью вокруг нас. Люди выгуливают собак, дети играют, парочки прогуливаются, держась за руки. Все так... обыденно. И мне становится интересно, неужели обычные люди таким образом проводят свое время?

Я бросаю на нее взгляд как раз в тот момент, когда она ловит кончиком пальца каплю тающего мороженого. Она подносит его ко рту, и мой член оживает. Я делаю глубокий вздох, желая отвести взгляд от ее рта.

Я больше, чем уверен, она могла бы соблазнить настоящего святошу, а я совсем не святой.

Глава 10

Делайла

Солнце словно впитывается в его кожу, придавая ей золотистый оттенок. Его взгляд опущен к мороженому в руке, и его густые ресницы отбрасывают тень на скулы. Мое сердце ускоряется, когда я заставляю себя не смотреть на него. Он такой красивый. Я часто думаю о том, что Джудас больше похож на произведение искусства, чем на реальность, словно ожившая статуя Микеланджело. Переодетый в ангела, чтобы заманивать глупых девиц, вроде меня, ввергая их в искушение. Никогда еще он не был так близок к этому образу, чем стоя за кафедрой и проповедуя Слово Божье своей пастве. Я бы могла услышать упавшую булавку в стоящей благоговейной тишине, насколько они были увлечены речью, льющейся из его прекрасных губ. Ловлю себя на том, что мне хочется узнать его, чтобы он поделился со мной мгновениями своей жизни. В нем есть нечто таинственное, заставляющее меня поверить в присутствие чего-то большего, за пределами его воротничка священнослужителя.