Карты мира снов [СИ] - страница 13
— Вот, — она тронула тонкую цепочку, уходящую в вырез платья, потянула, вытаскивая на свет прозрачную каплю, коснулась пальцем ее верхушки.
Андрей нагнулся к подставленному пальцу. Мокрый кончик исходил нежным и мучительным ароматом, от него пересыхало в горле и хотелось выкинуть ужин в иллюминатор, отнести Неллет в постель. Увидеть, наконец, как выглядят ее волосы без гребней и шпилек.
— Да, — она кивнула, сунула кончик пальца в рот, засмеялась и спрятала кулон снова, — видишь, его нелегко сохранить. Но кто выдерживает, тот становится другом ксиитов, и его никогда не покусают. А кусаются они очень больно.
— Нелегко сохранить?
— Девушки приманивают мерелем возлюбленных. А старики пытаются удержать мужскую силу. Но это неинтересно. Как ты сказал? Яичница. С луком.
Ели молча, Андрей внимательно следил, как Неллет внимательно ела. Как в первый раз, удивился. Но вспомнил ее спокойный рассказ о тоскующем без ксиитов мереле и мысленно кивнул, ну конечно, у нас тут яичница, а у них где-то там — мерель для приманивания любви. Я тоже сидел, раскрыв рот, слушал. Внимательно.
— А ты, Неллет? Ты сохраняешь свой мерель?
— Да. — она сначала прожевала, прикрыв глаза и прислушиваясь ко вкусу, потом кивнула. Вытерла губы салфеткой.
— Мне назначены мужья, я никогда не остаюсь без любви. Ее больше, чем нужно одной спящей Неллет, мой народ складывает легенды, мальчики видят меня во сне. Мечтают умереть за свою принцессу. Потом они становятся стариками. И просят у ксиитов мерель, чтоб быть по-прежнему в круге внимания Неллет. Они думают, во мне он тоже что-то меняет. Как в обычной женщине любого витка Башни.
— Это не так? — Андрей налил в стакан газировки, свет настенной лампы запутался в крошечных пузырьках. От них щипало во рту.
Неллет покачала головой. С вилкой, на которой наколот кусочек, выглядела, как школьница в столовой. Только волосы девочки так не убирают.
— Мерель приснился мне, и он не изменяет меня саму. Мне для изменений нужны внешние, настоящие вещи. Те, что я могу забрать сюда, — она коснулась пальцем виска, — и сделать из них что-то полезное нам. Или красивое. Для нас. Ты поел? Дай мне этой шипящей воды. Она белая?
— Как? — Андрей подал ей стакан, — ну… в смысле, как белая?
Неллет приблизила стакан к лицу. Посмотрела через мягкие цветные завитки, кружащие в пределах стекла. Улыбнулась, подавая стакан обратно. Андрей осторожно отпил, чувствуя на языке зеленый цвет и цвет фиолетовый, синий — прохладный и теплый цвет янтаря.
— Ты это делаешь?
— Я это делаю, — согласилась Неллет, — пустяк, крошка. Для маленького удовольствия. Хочешь, будет не пустяк. Большое. Ты пьешь и становишься змеем. Яд. Или ты пьешь и твое сердце не может жить без Неллет. Или…
Она засмеялась, как прозвенела серебряным колокольчиком.
Андрей покраснел, по-прежнему держа стакан у губ, но не решаясь снова хлебнуть.
— Я сказала это, чтобы развеселить тебя!
— Шутка, значит.
— Шутка.
Они вместе поставили стаканы. И посмотрели друг на друга. Каюту мерно покачивало, в голове Андрея кружилось, будто вместо чуть тепловатой воды он жахнул вина, в один глоток целый стакан.
«Если она мне снится… Мы можем делать, все, что я захочу. Наверное, так?»
Очень хотелось спросить, насчет этого. Ты мне снишься, Неллет? Но вдруг вопрос разрушит весь сон? Лучше пусть он идет, как идет. Сам.
— Неллет?
— Андрей?
— Я могу тебя поцеловать? Сам?
Он вспомнил совсем недавнее, как села рядом, кладя на грудь руку и надавила, укладывая его на подушку. А потом прилегла, прижимаясь и легко целуя его в губы, в скулу. Думал, все случится еще тогда. Но вместо этого лежал и как дурак, рассказывал ей о полях маков и как бабушка пекла пирожки с маковой начинкой. А еще как он мечтал заблудиться в красном бесконечном цвете, который — до самого горизонта. Она тогда сказала задумчиво, когда остановился перевести дыхание:
— Ты жадный, да?
— Жадный? — удивился и хотел засмеяться, но понял, о чем она и кивнул, — до некоторых вещей, да. Если дул ветер, я всегда мечтал, чтоб он — ураган, если дождь, чтоб все стало подводной страной. И маки эти, чтоб вся земля только из них.