Карты Судьбы - страница 13
Я закусил губу и заплакал. Потом обошел тормозившую передо мной машину и промчался на красный свет. Если я убил свою любовь, то я не был уверен, что не случится обратное.
3
Скорбь и гнев сжали мой мир и он поддался, но я не хотел поддаваться. Казалось, эти чувства парализовали мои воспоминания о более счастливых временах, о других странах и возможностях.
В схватке нахлынувших на меня воспоминаний я потерял способность смотреть на вещи с различных точек зрения, отчасти потому что отбросил целый набор выборов, сузив в какой-то степени собственную свободу воли. Мне самому такое мое свойство не нравится, но после какого-то предела я уже не в состоянии брать его под контроль, потому что тогда у меня возникает ощущение уступки какому-то детерминизму, и это раздражает меня еще больше.
По обратной дуге цикла раздражение начинает подпитывать первоначальные переживания и я вступаю в фазу бесконечного самовозбуждения, как колебательный контур. Простой способ выйти из такой ситуации – атака в лоб, чтобы устранить объект-причину. Более сложный путь отличается более философской природой и состоит в том, чтобы отступить в сторону, уйти и вернуть себе контроль над собой. Как всегда, предпочтительнее более трудный способ.
Атака в лоб очень легко может закончится сломанной шеей.
Я свернул, припарковал машину на первом свободном участке, открыл окно и раскурил свою любимую трубку.
Я поклялся не заводить мотор, пока не остыну окончательно. Я всегда слишком сильно на все реагирую. Похоже, это фамильное. Но я не хотел поступать так, как поступали другие. Ведь это им самим причиняло массу неприятностей.
Такая «все или ничего» реакция на полные обороты, может и хороша, если вам всегда везет, но на этом пути ждет и трагедия, по крайней мере, опера, если против вас выступает что-то экстраординарное. А сейчас, судя по всему, речь шла именно о таком случае. Следовательно, я вел себя как болван и дурак, и я повторил это себе несколько раз, пока не поверил.
Потом я попытался прислушаться к своему более спокойному «Я», и оно согласилось, что я и в самом деле дурак, потому что не понимал собственных чувств, когда еще не было поздно и можно было что-то исправить, потому что выдал свои возможности и власть, а потом отрицал ответственность за последствия, за то, что все эти годы не разгадал особой природы врага и потому, что даже сейчас упрощал грозившую опасность.
Нет, схватить Виктора Мелмана за горло и выбить из него правду – едва ли бы это что-то дало. Я принял решение двигаться вперед осторожно, на каждом шагу заботясь о прикрытии.
«Жизнь – это всегда очень сложная штука, – сказал я себе. – Сиди тихо и собирай информацию. Размышляй».
Я медленно выпустил на волю накопившееся внутри напряжение, и мой мир так же медленно снова вырос, расширился, и в нем я увидел возможность того, что П хорошо знал меня и мог построить свой план действий так, чтобы я отбросил сомнения, перестал думать, поддавшись чувствам момента.
Нет, я не стану, как остальные…
Я еще довольно долго сидел и размышлял, потом медленно тронул машину с места.
Это было мрачное кирпичное угловое здание. В нем имелось четыре этажа и несколько нанесенных распылителем нецензурных ругательств со стороны боковой улочки на стене и со стороны заднего двора. Эти надписи, несколько разбитых окон и пожарная лестница были мною обнаружены, пока я шагал вдоль фасада дома, осматривая его. Два нижних этажа занимала компания «Склады Брута» – в соответствии с надписью рядом с лестницей в небольшом подъезде, куда я вошел. На улице как раз начался мелкий дождик. В подъезде воняло мочой, на подоконнике валялась пустая бутылка из под виски «Джек Дэниелс», на облезлой стене висели два почтовых ящика. На одном было написано «Склады Брута», а на другом – две буквы: «В» и «М». Оба ящика были пусты.
Я ступил на лестницу, ожидая, что ступени затрещат. Они не затрещали.
На втором этаже в коридор выходили четыре двери без дверных ручек. Все они были закрыты. Сквозь матовые стекла в верхней части дверей можно было рассмотреть что-то вроде очертаний картонных ящиков. Стояла мертвая тишина.