Каста [СИ] - страница 20

Тогда, впрочем, не было ничего удивительного и в том, как спокойно выходил Хюрем на поле амфитеатра. Как просто он поволок за собой рукоять тяжёлого меча — Хюрем в себе не сомневался. А ведь выходит, что тогда омега просто посмеялся над Карафой?

Но если Хюрем хотел скрыть то, что умел, не следовало ли ему поддаваться атакам Герлеса? Он ведь знал, что Карафа наблюдает, и видит больше, чем ученик. Зачем скрывать свои умения и одновременно совершать поступки, в которых не разобрался бы только зелёный юнец, хотя даже Герлес заподозрил двойное дно?

Появление Хюрема в анаке вызывало множество вопросов, и каким образом ко всему этому была причастна истинность с Лето, оставалось загадкой, в которой нужно было непременно разобраться.

Предчувствие надвигающейся беды не покидало Карафу уже многие годы. После праздника Касты ощущение усилилось, словно раскаты не знавшего пощады смерча уже гремели на горизонте, сковывая храброе сердце страхом. Казалось, что время неумолимо двигалось к своему окончанию — падали последние песчинки часов.

Старший субедар ожидал омегу в его личной комнате. Пять на пять шагов величиной, простая деревянная кровать, сундук для одежды, в который заглянул Карафа, стоило оказаться внутри, небольшой стол с керамической пластиной, собиравшей воск оплавленных свечей, и ещё с десяток предметов, отыскавшихся бы в каждом доме.

Осмотрев комнату и не обнаружив ничего примечательного, Карафа опустился на единственный стул и замер в ожидании, наблюдая за тем, как на захваченном первым сумраком небе зажигаются звёзды.

Размещать омегу среди альф было не лучшей затеей, поэтому Хюрема поселили отдельно, в пределе, занимаемом прислугой анаки. Конечно, раджаны умели сдерживаться, но зачем размахивать красной тряпкой перед быком? Свободный омега среди свободных альф?.. Мудрее было изолировать Хюрема от остальных. Тем более, Карафа не сомневался, что Лето мог повести себя неразумно, окажись его истинный, как он свято верил, в казармах, окружённый посторонними альфами.

— Добрый вечер, Хюрем, — поприветствовал громко старший субедар, услышав, как замерли шаги за дверью, будто хозяин комнаты почуял, что его ожидают и теперь обдумывал, стоит ли входить.

Узнав голос, омега переступил порог.

— Добрый, — протянул он, прикрывая за собой створку двери и останавливаясь слева у стены.

Кроме кровати, сесть больше было негде, и от такой перспективы Хюрем отказался. Застыл с той же неподвижностью, что и старший субедар, восседавший на стуле. Карафа отметил, что несмотря на то, что он — чужак, вторженец и альфа, оказался на территории омеги, тот не робел. Не сложил на груди руки в защитном жесте и даже не нахмурился, показывая устремлённому на него взору ставшую уже привычной маску спокойствия и отчуждения.

— Я пришёл поговорить.

Хюрем кивнул, показывая, что слушает, и старший субедар продолжил:

— Хочу узнать, зачем тебе Каста.

— Это имеет значение? — теперь кивнул Карафа. — Могу я спросить, почему?

Карафа не спешил отвечать. Возможно, от его ответа изменятся слова и самого Хюрема, и потому он решил начать с самого очевидного и посмотреть, куда приведёт разговор.

— Я знаю всех своих бойцов до единого с пелёнок, и хотел бы сохранить такой порядок, — не было ничего удивительного в том, что командир желал знать, кого поведёт в бой.

К тому же, птичьи права Хюрема диктовали свои правила, так что не объясниться перед своим субедаром омега попросту не мог. Он и сам это прекрасно понимал.

— Что ж, уверен, — пожал плечами Хюрем, — мои пелёнки отличались от тех, в какие заворачивают ваших младенцев, — взял он небольшую паузу и продолжил, уже не прерываясь: — Я родился в Диких землях, тех, что лежат к северу от Барабата. Отца своего я не знал, а папа умер, когда мне не было и пяти. Я его почти не помню. Меня воспитывал дядя. В семье нас было шестеро, так что рассиживаться не приходилось. Как только смог, сбежал. Искать меня, понятно, не стали. Отправился странствовать. Скитался лет десять или больше. Доля бродяги не самая лучшая, так что я искал крышу над головой да кусок хлеба три раза в день, вот и явился, — Хюрем закончил свой рассказ и в ожидании уставился на Карафу — следующий ход был за ним.