Катастрофа. Спектакль - страница 59
Но надо кончить. Жаль все же — столько трудов. Буду в дальнейшем краток, чтобы к Новому году распрощаться. У меня теперь множество новых планов явилось. С первого января в Тереховке начинают работать курсы шоферов. Уже записался. Получу любительские права. К правам, скажете, еще и машина нужна. А тут у меня прицел на роман… Продам к будущей весне мотоцикл плюс гонорар — и «Запорожец». Хочется мир увидеть. Это во мне особенно после выздоровления проявилось. Ездить, смотреть, удивляться — до каких пор ограду вокруг усадьбы плести, как паук какой?
Еще одна идейка: лодку моторную приобрести. Очень реку люблю. От Тереховки десяток километров. На автомашине или мотоцикле за четверть часа можно добраться. И плыви себе на здоровье, куда захочешь. Солнце, вода, теплынь — здорово! Истосковался по жизни, хорошей и приятной. Но это уже планы на далекое будущее. На зарплату не больно разгонишься. И со стороны не как у людей — никакой халтурки, разве писанину — теще на растопку. Все зависит от романа. Видите, и сгодятся мои труды. Если не бессмертье, то хотя бы машину. Еще раз вспомню народную мудрость: лучше синица в кулаке…
Но, понятно, дурень думкой богатеет. Еще роман не дописал, а уже деньги считает. Кто еще знает, как зубастая критика книгу примет, если она и увидит свет. Начнут во всех газетах Гужву полоскать, тогда хоть из Тереховки беги, засмеют, а еще как начальство в областном отделе культуры посмотрит? Знаете… Можно и должности лишиться. У нас такие перестраховщики. Потянешься к звездам — и землю потеряешь. За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. Но такая уж моя доля, во все времена нелегко было писателям.
Где-то после трех под окном захлебнулся ревом мотоцикл, и через комнату Ивана в свой кабинет промчался, не поздоровавшись, Гуляйвитер. Хлопнул дверью, через минуту резко распахнул ее, как мальчишка, играющий в сурового дядю:
— Уля! Все макеты и материалы номера ко мне!
Он всегда, когда бил с Иваном горшки, делал вид, что интересуется делами и руководит газетой.
— И соберите редколлегию в моем кабинете, — зыркнул на часы, — без пяти четыре…
Загатный откровенно улыбнулся — без пяти четыре… Гуляйвитер заметил его ироничную улыбку и снова в сердцах хлопнул дверью. «Самовлюбленный болван, — подумал Иван, — играет в суперадминистратора, а потом половину времени на анекдоты пустит». У Загатного даже улучшилось настроение, хотя и знал, что редколлегия собирается из-за него — ошибка в передовой. Он всегда приободрялся в присутствии Гуляйвитра. Качество цвета зависит от фона. Если хочешь достойно выглядеть, удачно подбери фон. Глупости, неужели Гуляйвитер отважится изменить его макеты? Пусть сам тогда верстает…
Встал, потер ладони, возбужденно прошелся по комнате и чуть не столкнулся на пороге с Хаблаком. Даже отпрянул. В суете уже подзабылся вчерашний его проигрыш, их утренняя стычка, и сейчас Загатный вдруг смутился. Андрей Сидорович молча обошел его и постучал в дверь редакторского кабинета. На его бледном, сосредоточенном лице непривычно блестели маленькие глазки. Позже Загатный понял, что его удивило: выражение грустной отрешенности на лице Хаблака и фанатичный блеск глаз. (Относительно фанатизма — это позднейшая выдумка Ивана Кирилловича. Загатному очень хотелось поступок Хаблака представить в ином свете…) Никакого фанатизма в глазах Андрея Сидоровича я не заметил, а только убежденность, что поступает он правильно. Но об этом дальше…
— Я занят, — буркнул Гуляйвитер.
— Простите, я на минутку, — очень вежливо, но твердо произнес Хаблак, переступая порог. — Я хотел только сказать…
«Сейчас про щенка врежет, — догадался Иван. — Вот псих. Свое, однако, гнет». Ему очень хотелось, чтобы Хаблак подтвердил Гуляйвитру версию про эту шелудивую собачонку.
— Я только хотел сказать, что щенок ваш не породистый, это обыкновенная дворняжка. Поверьте мне, я в этом разбираюсь…
На несколько долгих-предолгих минут в кабинете повисла тишина. Ивану даже стало жаль Гуляйвитра. Жалеть ближнего вообще приятно, на какое-то время забываешь о своих неприятностях.