Катехизис протеста. За что мы боремся - страница 3

Как ни странно, именно в заключении у меня появилось время на чтение. Товарищи-сокамерники давали почитать свои книги. Вышла такая смесь: Гессе, Ницше и воспоминания прозревшего Полторанина о Ельцине и девяностых. В такие моменты книга поддерживает…

Ранее, в юношеские годы, я любил читать Достоевского, и поныне люблю. Экзистенция, душевные, нравственные, неподдельные страдания, колоритные русские характеры впечатляют, заставляют задумываться, учат… Мои любимые писатели Маркес, Сартр, Кафка. Вообще предпочитаю литературу философского плана.

Но меня не миновала и чаша с коктейлем Сорокина – Пелевина, соблазн девяностых. Читал и их произведения… Считаю постмодерн в нашем, отечественном искусстве тупиковой, бесплодной ветвью. Я, конечно, не навязываю никому, даже дома, своих вкусов, боже упаси, пусть расцветают сто цветов… Однако роман, повесть должны, по-моему, нести некий идейно-реальный заряд, не обязательно позитивный, но все же быть руководством к действию, ориентиром, к чему стремиться. Постмодерн вместо этого предлагает свой стеб, выдернутые из исторического контекста цитаты, высмеивание всего и вся. Это и есть по-своему конец истории рукотворный, литература социального пессимизма, пустая литература. Если общество остановилось в своем развитии – это не повод для идиотского, вредного и самоубийственного хохота. Помните детскую сказку о пузыре, который до того дохохотался, что лопнул? В потерявшем ориентиры, заблудшем социуме не находится человека, способного ему, обществу, сказать в своем произведении прямо, без оговорок и хитростей, что оно так погибнет. Вот и возникает после чтения упомянутых тобой ощущение пустоты. Пустая литература, она ворует время у молодых. Вакуум вселенского хохота втягивает их идеи, не дает укорениться ни одной мысли… Там нет никакого посыла на будущее, создается культ безвременья. Уверен, что «Так закалялась сталь», как бы ее ни обесценивали и ни высмеивали, в тысячи раз полезнее сегодняшним ровесникам Николая Островского, чем остроумие в вакуумной упаковке.

Все последние годы официальная пропаганда в лице многочисленных якобы историков и якобы политологов убеждала нас в том, что Октябрьская революция 1917-го – и не великая, и не октябрьская, и не социалистическая, и не революция. Смешно, однако, хотя и не удивительно. Современная элита с удовольствием заигрывает с брежневской эпохой (мол, была стабильность – и сейчас стабильность), делает менее явные реверансы в сторону эпохи сталинской (мол, тогда построили империю – и сейчас строим), но Октябрь 1917 года на дух не переносит.

Еще бы, ведь сохранение объективной памяти о событиях 91-летней давности таит в себе потенциальную угрозу пробуждения российского общества от летаргического сна, усердно культивируемого «придворными» безыдейными идеологами. Поэтому и рассказывают нам откровенные небылицы, поэтому – вымарывают правду из школьных учебников.

На самом деле я убежден, что Октябрьскую революцию никак нельзя считать случайным и ошибочным явлением. Только отведав сильного дурмана, можно внимать ангажированным оракулам, утверждающим, что в 1917-м большевиками на немецкие деньги был реализован «оранжевый» сценарий. Если же рассуждать трезво, то необходимо признать, что пролетарские массы, ведомые большевистской партией, сделали в октябре 17-го то, что не смогли сделать ни царские министры, ни министры Временного правительства – разрешили самые острые, объективно назревшие вопросы своего времени. Именно они дали мир народам, землю крестьянам, власть Советам, право на самоопределение – нациям. Сегодня модно говорить, что Февральская революция была альтернативой Октябрю. На мой взгляд – это откровенное лукавство. Октябрь потому и стал исторической необходимостью, что буржуазия, пришедшая к власти в феврале 1917 года, оказалась несостоятельна в политическом плане. Парадоксальным образом получилось так, что решение многих объективных задач буржуазной революции осуществила радикальная пролетарская партия – РСДРП(б). Так что все сослагательные наклонения здесь бессмысленны.