Катерники - страница 7

Где- то впереди катеров крались вражеские транспорты с автоматами и пушками, со снарядами и патронами, с шерстяным «егерским» бельем и прочими шмутками, с маршевыми батальонами в подкрепление к потрепанной армии генерала Дитла, которая рвалась к Мурманску. Обратными рейсами транспорта вывозили в Германию никелевую руду.

Шли навстречу ветру. Через тридцать восемь морских миль, то есть примерно через семьдесят километров, этот путь выводил катера к противоположному берегу залива - мысу Кибергнес. При полной скорости было бы достаточно часа, чтобы очутиться на пути движения судов противника. Катера двигались скрытно, малым двенадцатиузловым ходом, покрывая за час двенадцать морских миль. Ветер понемногу крепчал, и волна, сатанея, становилась жесткой. Будто ехали на телеге по булыжнику. От ударов болели мышцы живота и сами собой кляцали зубы. Такая тряска для людей очень вредна.

За полчаса до полуночи боцман Александр Филинов, зоркость которого вполне соответствовала фамилии, различил вспышки света. Лейтенант Дмитров обрадовался, узнав маяк Стуршер. Стало быть, торпедные катера не заблудились в ночном походе. Свет маяка успокоил командира звена катеров и, одновременно, насторожил. Ведь в войну маяки включались очень редко. Работа этого маяка означала, что где-то неподалеку в море находятся корабли врага.

Вслед за тем загорелся прожектор артиллерийской батареи на мысе Кибергнес. Луч, низко стелясь по воде, широкими мазками как бы сбривал волны, которые сверкали мыльной пеной на гребнях.

- Стоп! - наклонился командир катера к Александру Иванову. Старшина группы мотористов располагался с ним рядом, но под крышей ходовой рубки, управляя оборотами всех трех двигателей.

Луч, ослепив на миг, проскочил, запрыгал на живых зазубринах моря и, утомившись, погас. Но несколько минут, пока торпедные катера из маскировки лежали в дрейфе без движения, обошлись дорого. Корпуса развернуло поперек волны - моряки называют это лагом, - и пошло валять с борта на борт, перехлестывая шипучим ледяным кипятком. Коля Ипатов отступил от волны за кормовой срез рубки, но волна достала его и тут, шибанув на реактивные снаряды. Сапоги молодого торпедиста, скользнув по обильной смазке, потеряли опору. Он не успел подняться, как следующая волна мягко и мощно оторвала его пальцы от поручней. Ипатов понял, что дело хана: сейчас смоет за борт. Его подхватило потоком, подбросило и вдруг с обломной силой врезало ногами об угловатые хвосты-стабилизаторы ракет и заклинило среди них.

- Открытый перелом обеих голеней, - доложил боцман лейтенанту Дмитрову. - Доставили в кубрик, наложили лубки…

Торпедные катера теперь шли по маршруту вражеских караванов, постепенно втягиваясь в глубину фиорда. Они ползли вдоль извилистого берега, защищенного мелями, рифами, скалами и, кроме того, наблюдательными постами и береговыми батареями противника. Следовало пройти двадцать четыре мили до островка Лилле-Эккерей и проверить: горит ли на нем маяк. Если да, можно было ожидать выхода вражеского конвоя из порта Киркенес.

Ветер со снегом нажимал теперь в правый борт. Куцая ночная видимость съежилась. Снег то густо метелился и хлестал по рубке, то пропадал совсем. Это называлось зарядами. Зато волна измельчала под берегом. Качка уменьшилась, но не надолго. Из узкой части фиорда, как Жучка из подворотни, выскочил местный ветер по имени Варангер. Он дул под прямым углом к норд-весту, сминая волну. Залив вскипел беспорядочной толчеей. Торпедные катера зарывались носом, принимая воду внутрь через носовую пулеметную турель. Их кидало и молотило со звоном и аханьем, будто бы не о воду - о камни. Болезненно вздрагивая от бросков, люди сжимались. Хуже всего приходилось животу. Живот был слишком мягким и набитым нежными органами. Мышцы брюшного пресса пружинили изо всех сил, но по упругости они уступали стальным рессорам. Резкие толчки пронизывали тело, перехватывали воздух в легких, как от удара в поддыхало.

- Боцман, - обернулся командир катера. - Проведайте Ипатова и вот еще что: дайте ему спирту. Тут даже здоровым трудно терпеть.