Катись, помидорка! - страница 3

— Вот сволочь! — заключил мужик, потирая лоб.

— А вы случайно не видели, кто сюда дрова принёс? — в надежде спросил Иван.

— Не, извини, друг. Что-то не помню. В последние дни как в тумане всё. Вот ещё дура эта...

И мужик, держась за лоб, ушёл.

Иван направился к бабе Клаве. Та, как водится, жила на отшибе, около пыльного просёлка. Участок её был запущен и полон всякого хлама, меж которого, как сторожевой пёс, бродил чёрный козёл. Его звали Яша, но в подлой скотине не было и намёка на интеллигентное еврейское прошлое. Иначе бы он не поставлял бабе Клаве столько пахучих боеприпасов.

Вот и сейчас Яша важно прохаживался за оградой из старых советских лыж. По четырём углам были вкопаны берёзовые ветки. Они были политы, словно могли прижиться. В ящике у крыльца лежали помидоры. Время от времени козёл бодал ящик, надеясь, что тот перевернётся и раскатит лакомство. Иван сложил два плюс два: помидоры у бабы Клавы не росли, а ночью кто-то обнёс теплицы тёть Нины. С учётом того, что Яша обожал томаты, от присказки 'отдай козлу' ощутимо несло криминалом.

— Чё, на Клавку решил подавить!?

К Ивану подковылял Юрок — местный алкаш, скрученный как корень. Дачи у Юрка не было, но он круглый год ошивался где-то поблизости: зимой вроде как сторожил, летом шабашничал. Был Юрок перекособочен, тёмен и крив. Водка совсем его иссушила. Тело стало мелким, повадки суетливыми. Юрок даже как-то заворачивался вокруг оси, терял человеческую симметрию. И пахло от Юрка терпко, какой-то трухой.

— Денег не дам, — мрачно сказал Иван.

— Ой, нужны нам ваши деньги! У нас нынче карман с оттягом!

В доказательство алкаш потряс пачкой сотенных купюр.

— Это где ты поднял?

— Это мы на товарищей садоводов поработали!

Тут Ивана осенило. Вчера он как раз прогнал Юрка, набивавшегося в помощники. Тот хотел подкалымить с берёзы. Мужичка пришлось чуть ли не силой выпихивать из ограды. Юрок обиделся и ушёл. Ночью пропали дрова, а Юрок тут как тут, с деньгами. Ещё и лыбится, будто знает что. Украл дрова и успел их кому-то загнать... Ну да, а покупатель взял и сложил чурки у всех на виду.

Звучит ещё глупее, чем если бы тщедушная Клава самолично таскала чурбаны.

— А ну пошли отсюда оба! Иначе козлу отдам!

Баба Клава появилась внезапно и уже раскручивала в руке тряпичную пращу из косынки. Это было что-то новенькое. Видать старуха прокачала новую ветку технологий. Из-за спины её ехидно заблеял Яша.

— А вот и козья невестушка! — осклабился алкаш. — Как говорится, любовь зла, полюбишь и козла!

Иван не удержался и фыркнул. Баба Клава помрачнела, но бросаться ничем не стала.

— Клавка, а ты когда успела мужу рога наставить!?

Яша обиженно засопел.

— Ну ладно тебе, — примирительно добавил Юрок. — Можно и с козлом поладить, коль по шёрстке гладить!

Пьяница разглагольствовал бы дальше, но баба Клава распахнула калитку и оттуда с праведной яростью выскочил Яша. Иван сразу подорвался, а Юрок только криво засеменил куда-то и был сражён рыцарствующим козлом. Алкаш успел лишь тоненько заверещать.

'Отличное садоводство просто, — на бегу думал Иван, — надо бы ещё одну дачку здесь прикупить'.

По правде сказать, садоводство оставалось единственным заселённым в округе. В остальных доживало старичьё, потом шли заброшки, далее вставал лесок, а за ним поднимались кварталы многоэтажек. Из садоводства Ивана же никто не уезжал. Оно наоборот прирастало. Дома и земля в нём ценились, хотя в основном жители были нелюдимыми и целыми днями копошились за глухими заборами.

Патриотизм окончательно испарился, когда Иван приехал с телегой за дровами. Вокруг берёзовой пирамиды раскачивались дачники. Взявшись за руки, они вели неспешный хоровод. Иван выронил дышло, грохнувшее по щебёнке. На звук никто не обернулся.

— Простите, — окликнул Иван, — это как бы я вчера пилил. Дайте я заберу своё, хорошо?

Мужчины и женщины продолжали кружиться вокруг костровища. От него шли волнистые грабельные узоры. Еле слышно шевелилась зола, поднималась и опадала пыль.

Был полдень.

За хороводом наблюдал мужик, которому баба Клава залепила навозом. На лице его было искреннее недоумение.