Каток на кладбище - страница 3

Я приказал Егору сопровождать меня с тем, чтобы он смог делать так необходимые мне пояснения.

Дом был одноэтажный. Я насчитал в нем тридцать три комнаты. Как пояснил мне Егор, дворня жила в отдельной пристройке, во дворе. Рядом с конюшней. Дом был богато меблирован. Вся мебель старинная, массивная, с резьбой. В библиотеке книг было тысячи и тысячи. Много старинных фолиантов и даже инкунабулы. В галерее, в которую меня проводил Егор, на стенах висели старинные портреты, в основном, мужские. Как я понял, это, должно быть, «мои» предки.

По моим расспросам Егор, видимо, догадался, что я на всё, что должен был бы легко узнать, смотрел глазами постороннего. И тогда он решился задать мне вопрос.

— Барин! Ты уж прости меня, глупого старого дурня. Но болит у меня душа от того, что ты вроде и сам не свой. Уж не отбило ли тебе твоё лежание память наперечь?

Я понял, что мне следует ему подыграть, тогда мне легче будет задавать ему любые, даже самые несуразные, вопросы.

— Да, — ответил я. — Ты прав, Егор. Всё мне как бы внове здесь, и я ничего не узнаю. Поэтому велю тебе всё объяснять мне как бы заново. Для этого приказываю я тебе быть неотступно при моей персоне.

И тут вдруг я услышал странный грохот. Это, по-видимому, был пушечный залп.

— Свят, свят, свят! — запричитал Егор. — Свечи-то, свечи, батюшка, я побегу гасить. Свечей-то у нас — видимо-невидимо в хоромах. А дворне заране было приказано — лететь в барский-то дом и свечи-то гасить. Вот, не то — худо будет. А ты уж, барин, посиди здесь. Я уж тебя-то опосля в твою спаленку проведу.

Я согласился, и Егор, шаркая ногами, побежал, как он выразился. «наводить темноту».

Минут через десять-пятнадцать дом погрузился во тьму. Тут я услышал его шаркающие шаги, и он, в полной темноте, проводил меня в спальню.

Желая мне спокойной ночи, он задушевным голосом произнес:

— Спи спокойно, батюшка, и уж будь разлюбезен сам, после утрешнего залпа-то, снова пробудиться. Натерпелись мы все от твоей давешней лекарьгии.

— Летаргии, — опять поправил я.

— Ну не серчай, батюшка! Мы люди темные. Одно слово — холопе!

«Все наилучшее — редко».

Цицерон

Проснулся я рано. По старинным часам на стене я узнал, что уже восьмой час. Я позвонил в колокольчик, который лежал на низеньком столике у изголовья кровати. Я понял, что мне предстоит решить нелёгкую задачу: заново освоить «жизненное пространство», в которое волею судьбы либо злого рока я, непонятным мне образом, попал.

А дальше, размышлял я. Мне предстоит узнать, в каком городе, предместье или же селе я живу, что сейчас за год? Это похоже на Средневековую Русь, только как будто это некое искаженное либо смещённое измерение. Почему Русляндия? Мои рассуждения были прерваны появлением Егора.

Приветливо улыбнувшись, он произнес:

— С утречком добреньким, Ваше Сиятельство! Как спали-почивали? Не привиделось ли чего во сне?

— С добрым утром, Егор. Спал я крепко, а снилось ли мне что или нет — я не помню… Егор, я хочу узнать, а что мы делаем до выстрела, если уже не спим? Лежу ли я в постели или можно вставать? Время — полвосьмого утра.

— Батюшка, так у нас заведено, что коли до выстрела время утренней трапезы приспело, так мы Вам с маменькой в потаённой комнате стол кроем. А уж, коли выстрел был, то в гостиной.

— А мамаша-то встали, Егор? (Ну, вот я уже заговорил, как Егор. То ли ещё будет!)

— Маменька Ваша раненько проснулись и читать в постельке изволили. Уж такой у неё закон.

— А бывало ли так, Егор, что залп тот пушечный очень рано звучал или среди ночи?

— Как же, как же, Ваше Сиятельство. Случаев таких-то было столько, что не перечесть!

— И что вы здесь в этих случаях делали?

— Да что, барин. Со всех ног кидались свечи жечь, да шум играть, чтоб соседи, не дай Боже, чего срамного из-за нарушения-то указу не исделали.

— А соседи кто наши?

— А енто Светлый князьЖегловский Степан Матвеевич, его усадьба в полуверсте от нас.

— Егор, а как место называется, что мы проживаем?

— Ваше Сиятельство, деревня Моржанка, так и имение родовое прозывается. А пребываем мы в ста с лихом верстах от Златоглавыей Москвы-матушки.