Катон - страница 46

На несколько мгновений лагерь затих в недоумении. Поступок Катона высветил перед всеми абсурдность происходящей помпезной церемонии. Однако Геллий и тут не растерялся. Он снисходительным тоном воскликнул: "Что ж, такая скромность также похвальна! Но, к сожалению, за скромность венков не дают!" После этого он невозмутимо продолжил награждение.

Катона соратники похвалили за принципиальную позицию, но невзлюбили сильнее прежнего, поскольку в своем соглашательстве с властью дурно смотрелись рядом с ним. А среди солдат, ранее не знавших Катона, отныне он прослыл чудаком. Лишь всадники его турмы отдали ему должное и повинились перед ним за былую неприязнь: та дисциплина и те тренировки, которыми он изнурял их прежде, спасли им жизнь и достоинство в бою.

Пока Геллий делал хорошую мину при плохой игре, стараясь ложью подкрасить быль и спасти свою репутацию, Спартак у Мутины разбил войско Гая Кассия и тем самым порушил пропагандистский миф Геллия о "Пирровой победе". Спартак был силен, как никогда. Но едва он вывел рабов в долину Пада, откуда им открывался путь на волю, они изменили первоначальные планы: теперь им показалось мало быть свободными людьми, и они возжелали стать господами, рабовладельцами. Уступая воле большинства, Спартак развернул гигантскую, постоянно растущую армию и повел ее на Рим.

В столице античной цивилизации поднялся переполох. Ситуация напомнила римлянам времена нашествия Ганнибала с той лишь разницей, что теперь у них не было Сципиона. Правда, зимнее ненастье вскоре задержало восставших в Апеннинах, но обстановка в Риме оставалась тревожной. Сенат дал приказ разбитым военачальникам во избежание еще больших неудач не трогаться с места и ждать нового полководца. Однако никто не хотел брать на себя груз ответственности за судьбу Отечества и вступать в единоборство со страшным противником, победа над которым, к тому же, не принесет славы, а поражение чревато позором. Наконец нашелся человек, вызвавшийся возглавить борьбу со Спартаком. Им оказался претор наступающего года Марк Лициний Красс. В то же время из Испании пришла весть о том, что в лагере Сертория случились волнения, и сам предводитель последних марианцев пал от удара кинжала заговорщика, после чего Помпей и Метелл легко расправились с его преемником. Освободившегося Помпея немедленно призвали в Италию, чтобы включиться в войну с рабами, а из Фракии для той же цели был вызван Марк Лициний Лукулл - брат начальника азиатского корпуса.

Марк Лициний Красс происходил из могущественного и богатого плебей-ского рода. Еще его предки питали глубокую, но холодную любовь к злату и серебру, каковые отвечали им суровой взаимностью. Эта металлическая страсть приросла к Лициниям Крассам в виде прозвища Дивит, то есть Богач. Да и более раннее родовое имя - Крассы, что означает - толстяки, тоже свидетельствовало об их склонности к накопительству. Стяжательство - вот цель их жизни и ее содержание. Марк Красс был великим сыном своего рода и достиг поистине космических высот в реализации фамильного призвания. Впрочем, такие люди о высотах не думают и правильнее говорить не о их полете, а об их ползучести. Марк Красс сумел увеличить полученное от отца наследство в двадцать пять раз, но для этого ему пришлось ползать и пресмыкаться в двадцать пять раз больше, чем родителю. Однако нельзя утверждать, что в родовом призвании он превосходил предков, просто его союзником была эпоха. Само время клонило людей к земле, отвращая их взор от неба и заставляя их шарить в грязи.

Красс не обладал сколько-нибудь замечательными способностями, но рачительно обращался с тем, чем располагал, и, все подчиняя единой цели, широко шагал вперед. Так, например, он слыл одним из лучших судебных ораторов, хотя не имел ни теоретических познаний в этой области, ни одаренности. Как адвокат он добился успеха благодаря усердному труду и позе доброжелателя. Доброжелательность, общительность и простоту в обращении с людьми - эти пережитки уходящего, но еще не ушедшего в прошлое коллективного образа жизни - Красс взял на вооружение и в других видах деятельности, отказываясь от них лишь тогда, когда они переставали быть выгодными.