Кавалер ордена Почета - страница 30
Мы медленно поднимались по склону: тяжело было нести мертвое тело. Потребовалось четыре часа, чтобы добраться до вершины плато, и еще полчаса, чтобы дойти до лагеря. Когда мы около половины девятого вступили на его территорию, там было заметно значительное оживление. Одни солдаты готовились к выходу в ночную засаду. Другие, стоя у своих палаток, курили и подавали советы уходящим. Никто не обратил на нас особого внимания, пока кто-то не заметил убитого и не закричал:
— Кто это?
— Капрал Долл, — ответил Блонди.
Его ответ пробудил интерес.
— Не тот ли это парень, который взял на себя командование в лощине?
— Он самый.
— Должно быть, вам пришлось туго. Сколько людей вы потеряли?
— Десять — двенадцать.
Окруженные солдатами, мы направились к палатке лейтенанта Колдрона.
— Сколько гуков вы ухлопали? — спросил один из солдат, заметивший висящие на плече Томаса вьетнамские автоматы.
— Достаточно, — буркнул Томас.
Солдат настаивал:
— А все же?
— Не сосчитать.
— Брехня! Где же их винтовки? У вас только две.
— Отвяжись, — сказал Томас.
— Мы очистили лощину от вьетконговцев, — похвалился одна из солдат.
— Да, мы слышали. Лейтенант утром плясал джигу. Вас представляют к благодарности в приказе.
— Плевать. Столовая еще открыта?
— Только для тех, кто уходит в засаду.
— А для тех, кто выбрался из засады?
— Палатка священника всегда открыта.
— Болван!
Подойдя к палатке командира, Томас приказал двум солдатам отнести тело Долла в медпункт. Потом распустил нас и вошел в палатку для доклада. Несколько солдат поспешили в столовую в надежде выпросить горячей пищи. Остальные устало поплелись в свои палатки, чтобы выспаться перед завтрашней войной.
Я остался один и глядел, как Блонди удаляется в сторону палаточного лагеря. Я физически выдохся, но сохранял ясность мыслей, в мозгу проносились события этих двух дней. Мне надо было с кем-то поговорить. Я поспешил за Блонди и догнал его у палатки.
— У тебя нет еще одной сигаретки? — попросил я. — Мне надо успокоиться.
Он усмехнулся:
— Я и сам не прочь покурить. Еще одну дам, а потом добывай сам. Это нетрудно. Все достают это добро.
Блонди увел меня за палатку, и мы сели на землю.
— Я открыто не курю, только в патруле. — Тут всегда крутится пара усердных сержантов, которые, стараются еще больше отравить жизнь. Я не хочу давать им пищу.
Мы закурили. Марихуана действовала хорошо. Мой мозг отделялся от ноющих костей. Мы молча сидели, наслаждаясь прохладным ночным воздухом. Приятно было освежиться после удушающей жары долины. С каждой затяжкой образы смерти медленно отступали. Я погружался в какое-то туманное небытие. По-иному действовала травка на Блонди. Словно издалека до меня доносилось жужжание ею голоса. Он был в своем раю, мечтая о плотских наслаждениях. Меня с ним не было. Потом он вернулся во Вьетнам.
— Тридцать дней, Гласс. Один несчастный месяц — это все, что мне осталось пройти.
— Надеюсь, что пройдешь, — сказал я.
— Надейся, черт возьми!
— Доллу не пришлось…
— Плевать на Долла. Сам виноват. А я не убийца. Ты что, хочешь меня напугать?
— Нет. Ты меня не так понял. Я хочу, чтобы ты выжил. Ты хороший парень.
Блонди хмыкнул, и мы опять замолчали, докуривая остатки сигарет. Наконец я спросил:
— Что значит «сам виноват»?
— Это значит, что убийцы обычно получают по заслугам. Так часто, случается.
Я еще больше заинтересовался:
— В конце концов их убивают вьетконговцы, да?
— Вьетконговцы, как бы не так! — Он закурил новую сигарету и передал мне: — Выкурим вместе. Что-то паршиво на душе.
Я медленно, глубоко затянулся и вернул ему сигарету.
— Но ведь Долла убил вьетконговец? Он хитро улыбнулся:
— Тебе еще многому надо поучиться, Гласс. И времени для этого предостаточно.
Я беззлобно ухмыльнулся:
— Ты что, хочешь меня напугать, Блонди?
Он покачал головой, затянулся и уставился на догорающую сигарету.
— Эта штука проясняет и прочищает мозги; как-то резче видишь вещи. Понимаешь меня? А с тобой тоже так?
— Да. — Я бежал впереди и терпеливо ждал, пока он догонит.
Он передал мне сигарету:
— Докуривай. Я больше не хочу. — Он закрыл глаза и откинул голову на угловой кол палатки: — Помнишь, я говорил тебе о случаях, когда свои убивают своих?