Кавалеры Виртути - страница 19
— Вот видишь, — в тоне Собоциньского явно слышались нотки удовлетворения, — все идет так, как я говорил. «Шлезвиг» прибыл с самым обычным визитом. Немцы поорут немного, и на этом все кончится. Точно такая же история была, когда Гданьск посещал крейсер «Лейпциг».
— Хочу, чтобы ты оказался прав, — сдержанно ответил Сухарский, раздосадованный беззаботностью полковника. — Однако тогда положение было несколько иным.
— Ты, конечно, прав. Но не следует сгущать краски. Что было, когда он проходил мимо вас?
— А что могло быть? Ведь ты, надеюсь, не думаешь, что мы махали платочками. Или, может, тебе хотелось бы, чтобы мы произвели салют? Тогда надо было сказать заранее.
— Мне, Генрик, сейчас не до шуток, и я не зря звоню тебе. — Голос полковника утратил теплоту. — Вы обязаны проявлять максимум осторожности.
— Знаю. Мы проявляем максимум бдительности.
— Ты не понял меня, Генрик. Я совсем не об этом. Вы должны следить за тем, чтобы не возникло провокации.
Сухарский пожал плечами.
— А каким образом я могу этому помешать? — с раздражением спросил он. — Если они начнут, я ведь не буду стоять как овечка.
— Я совсем не об этом. Выслушай меня внимательно, Генрик. Речь идет о том, чтобы не было никаких провокаций с нашей стороны.
Полковник произносил каждое слово четко и громко, и тем не менее Сухарскому показалось, что он ослышался.
— С чьей стороны? С нашей? Да ты что, Вицек, издеваешься надо мной, что ли? Чего ты, собственно, добиваешься?
— Я добиваюсь того, чтобы ты был чертовски осторожен, — строго произнес Собоциньский. — Даже случайный выстрел твоего солдата может быть сочтен за провокацию.
И полковник и майор были раздражены до крайности, но Сухарский чуть было не рассмеялся в тот момент. Ему вдруг пришло в голову, что Собоциньский крепко заложил за воротник во время обеда. Однако, когда голос в телефонной трубке спросил, почему он молчит, раздражение снова охватило майора.
— У меня здесь, Вицек, воинская часть, а не тир в парке, — сухо напомнил он полковнику. — Здесь, на Вестерплятте, никто нечаянно не стреляет. Не мог бы ты объяснить мне…
— Могу, — оборвал Собоциньский. — Варшава опасается инцидента. Французы предупредили нас, что…
— …что им трудно было бы выступить на помощь польским провокаторам из Гданьска, — закончил за него майор. — Мне кажется, что наши союзники ищут лазейки. Это было бы им очень удобно.
Наступила пауза.
— Я хочу, чтобы ты правильно понял меня, Генрик, — снова начал полковник уже спокойным тоном. — Немцы очень напирают на то, что «Шлезвиг» прибыл к нам с обычным визитом, и весь мир именно так смотрит на это.
— А ты?
— Я могу пока сказать только одно: они ведут себя вполне прилично и соблюдают все правила. Командир линкора был у министра Ходацкого и пригласил его на свой корабль. Четверть часа назад комиссар вернулся с банкета. Он-то и попросил, чтобы я поговорил с тобой о мерах предосторожности. Комиссар рассказывал, что действительно не видел на «Шлезвиге» никаких боеприпасов.
— Но ведь он заглядывал далеко не всюду.
— Конечно. Однако не будем спорить, Генрик. Дело обстоит просто. Мы не можем допустить, чтобы возник инцидент. Придется оттянуть посты в глубь территории. Ты понял меня?
— Нет, не понял. Но приказ выполню.
— И выполни его точно, — продолжал настаивать полковник. — Командир корабля информировал министра Ходацкого, что сегодня пополудни линкор отбуксируют в портовый канал и он будет стоять напротив вас.
Сухарский обернулся к окну. Ему хорошо были видны красные дома на противоположном берегу канала, склады, хранилища. Через два-три часа, а может быть даже раньше, с этого самого места он будет видеть башни германского линкора, стоящего в ста метрах от Вестерплятте. Всего сто метров…
— Генрик, ты слышишь меня? — спросил обеспокоенный молчанием Сухарского полковник. — Генрик!
— Слышу, — с трудом ответил Сухарский. — Почему министр согласился на это? Неужели он не понимает…
— Он прекрасно все понимает, — прервал майора Собоциньский, явно не желая, чтобы он закончил свою мысль. — Только, пожалуй, будет лучше, если корабль передвинется ближе к выходу из порта.