Кавказ и аланы - страница 19

стр.

.

О последнем этапе судить трудно, так как или население отсюда ушло, или могильник был перенесен на другую территорию. У нас нет никаких оснований для подсчетов, кроме данных о трех погребениях (№ 3, 5, 16; все без исключения — воинские).


>Предметы вооружения из могильника Уллубаганалы

В целом из одиннадцати мужских погребений в семи (если не в восьми) найдено оружие дальнего боя: луки, детали колчана (погребения № 4, 10), стрелы (погребения № 3, 4 и, возможно, № 7) и копья (погребения № 17 и, возможно, № 7); оружие ближнего боя — акинаки (погребения № 4, 5 и 15), кинжал кавказского типа (погребение № 3), боевые топоры-секиры (погребения № 2, 4, 10, 17). В трех мужских погребениях оружия нет, в одном (погребение № 7) ко, видимо, было, но помещено рядом с камнями могильного ограждения. При этом только в погребении № 12 отсутствие оружия, очевидно, объясняется юношеским возрастом погребенного. В других случаях без оружия погребены немолодые мужчины (40–55 лет), погребения их отличаются как тщательностью сооружения могилы, так и достаточно богатым, но своеобразным инвентарем (следует указать на наличие бронзовой пиршественной чаши в совершенно лишенном оружия погребении № 13). В этом, видимо, отражена иная, чем у воинов, позиция погребенного в социальной структуре.

Различия в наборе оружия отражают место каждого мужчины в воинской иерархии. Определенные категории инвентаря несут социальные функции — мы знаем это относительно лука как символа власти, коня, положенного в могилу всадника в качестве приношения. Зная традиционный набор оружия пешего и конного воина, мы можем косвенно судить о социальном статусе погребенного.

Время существования могильника относится к эпохе скифских походов в Переднюю Азию, когда население гор и предгорий Кавказа оказалось тесно связанным со степным миром. На примере данного могильника ярко виден тот факт, что «заимствование более эффективных видов вооружения существенно повышало действенность той или иной потестарной или политической структуры» [Куббель, 1980, с. 129].

Если в наиболее раннем погребении № 17 воина 45–50 лет в качестве оружия дальнего боя находились копье с железным наконечником, типичное для местных памятников той (а в бронзе — и предшествующей) эпохи, и боевой топор-секира, аналогичный подобному оружию в северокавказских, закавказских и степных памятниках VII–VI вв. до нашей эры, то уже в следующем поколении (погребение № 10) оружием дальнего боя оказался лук. Скифские наконечники стрел не были ни особенно часты, ни многочисленны в погребениях позднекобанской культуры вообще и рассматриваемого могильника в частности. Находки в погребении № 4 наряду с костяными деталями колчана, акинаком, топором-секирой и стремечковидными железными удилами документируют именно эти связи позднекобанского населения гор и предгорий со скифами.

Относительно социального строя кобанских племен эпохи скифских переднеазиатских походов у нас до сих пор нет еще определенного представления: мы привыкли считать этот период временем существования первобытнообщинного строя земледельцев и скотоводов, у которых лишь начинала выделяться военная верхушка. Учитывая вероятность участия кобанских племен в переднеазиатских скифских походах, стимулировавших резкий скачок в социальном развитии обитателей Северного Кавказа и, в частности, способствовавших распространению здесь железного оружия, можно предполагать начало расслоения исследуемого нами общества. О чем же свидетельствует археологический материал, в частности данные могильников? Для их интерпретации необходимо учесть все факторы, влияющие на облик погребального комплекса. Чтобы установить их структуру и удельный вес, основатель современной «новой археологии» американский исследователь Л. Бинфорд предпринял анализ и обобщение этнографических материалов по 40 народностям различных районов земного шара.

Выяснилось, что первое место среди факторов, влияющих на особенности погребального обряда, делят социальная позиция и половая принадлежность умершего (по 0,72), тогда как возраст определяет их всего на 0,25, причина смерти — на 0,20, а место смерти — всего на 0,05, причем, чем выше социальная организация общества, тем выше влияние на погребальный обряд социальных факторов [Binford, 1972, с. 20].