Кая. Полукровка - страница 42

К моему ужасу, мы пошли не в один из тесных кабинетов на первом этаже, а в подвал, где размещались темницы для заключённых, и шли долго. Здесь я осознала, что дорога мне уже знакома, и ведёт она не куда-нибудь, а в «любимую» камеру старого гвардейца. Память услужливо подсказала, что это должна быть то ли «последняя», то ли «дальняя» камера. Ещё пара поворотов – и она открылась моему взору. От остальных последняя камера отличалась тем, что у нее не было ни стены, ни двери. Это была просто ниша в конце коридора, отгороженная решёткой из крупных перекладин. Внутри ничего, кроме кучи соломы на полу. Меня аж передёрнуло: в таких условиях они хотели оставить девушку на месяц?! Да это же издевательство чистой воды!

Однако, здесь Клайв повернул и, сделав несколько шагов в сторону, поставил свечу на большой письменный стол, заваленный папками и кипами бумаг. Он деловито сел за стол и, быстро перебирая бумаги, кинул через плечо:

– Сейчас, минутку. Буквально сегодня просматривал ориентировки, они где-то здесь.

Я подошла к столу с другой стороны и стала с любопытством рассматривать отброшенные гвардейцем бумаги. Большая часть была скрыта в папках с надписями вроде «Мошенники монетные» или «Воры-карманники», но иногда мелькали и сами «ориентировки». Это были листы с портретом человека, его кратким описанием и ещё какой-то информацией, которую я прочитать не успевала. Быстро переложив из одной кучки в другую пару десятков папок, Клайв остановился на одной, особенно толстой. На ней не был указан тип преступления, как на других, вместо этого значилось просто: «Королевский розыск».

У меня внутри всё похолодело, когда гвардеец принялся по одному выкладывать листы из этой папки. А что, если там правда обо мне? Надо было оставаться в деревне... Страшная догадка словно ударила меня током, заставив сердце с утроенной силой перекачивать кровь. Может, мама не просто так увезла меня в деревню и оставила там? Что, если она не вернулась по серьёзной причине? Если она тоже в розыске? Или была... Или её нашли? А если казнили?!

– Нашёл, – гвардеец резко встал на ноги, а мои колени чуть не подкосились в ужасе, когда он протянул листовку.

С бумаги на меня смотрел собственный детский портрет.

***

Гард торопливо шёл в сторону площади, куда вчера утром их с Каей привезла повозка торговца. Первым делом – найти девчонку, убедиться, что с ней всё в порядке, а потом уже всё остальное.

Плана действий по-прежнему не было, но теперь Гард хотя бы знал, что он ищет. Если верить доктору Нака, в этом городе есть ещё беглые гладиры, сумевшие скрыться и от человеков, и от своих ищеек. Хотя он не представлял, как им удавалось скрываться от ищеек, но, видимо, в столице это сделать действительно проще, чем на периферии. Если кто и знает, что там, за морем, и есть ли возможность туда вырваться, то только они, а значит, надо во что бы то ни стало их отыскать.

– Представьте меня кому-нибудь! – третий раз молил он доктора, но тот отрицательно качал головой.

– Ты, парень, – поднял он скрюченный палец к его носу, – можешь убедиться в моей честности, а я так не умею. Как видишь, в ваших штучках я полная бездарность, и не могу знать, не ищейка ли передо мной. Ищейки хитрые, умные, могут и беглецом прикинуться.

Ничего не оставалось, здравый смысл в его словах был. Если Гард ожидал, что врач не выдаст его самого, то как он мог требовать от него выдать других? Придётся искать своих самому.

Дорога к площади шла мимо длинной стены из тёмно-коричневого кирпича, выложенного в причудливый узор. Стена тянулась целых два квартала, прежде чем заворачивала за угол, и если бы Гард не торопился, он обязательно остановился бы оглядеться в поисках входа: он помнил, именно на неё указывал арестовавший его гвардеец, когда говорил о магическом училище. Путь его, впрочем, продолжался вдоль стены до самого конца квартала, а там, на углу, он всё же невольно замедлил шаг. В стене оказалась небольшая дверь, явно не парадный вход, но возле неё громко кричали друг на друга двое.

– Да какое тебе дело, старый хрыч, где я нахожусь в свободное время?! – орал один. Он был Гарду примерно ровесником, низкий, коренастый, с длинным прямым носом и ёжиком коротко стриженных светлых волос. Одет по-столичному: узкие брюки, рубаха без пуговиц и небрежно накинутый сверху жилет.