Казаки на персидском фронте, 1915–1918 - страница 19

Другие говорили:

– Город как город!

– Что ж, она вся, эта Персия, такая будет? Похожа на Россию.

Сходя на землю со сходен, крестились.

Штаб был торжественно встречен администрацией, нотаблями и депутацией от населения. Обменялись приветствиями, но, конечно, друг другу не верили; ибо это был Восток, а мы непрошеные гости. Да и война кругом.

Войска передового отряда выгружались несколько дней; отдохнув от морского переезда, они направлялись в Казвин, расположенный в двухстах двадцати верстах от Энзели к югу. Уже с первого ноября командир корпуса со штабом расположился в Казвине для руководства операциями, с которыми нельзя было медлить. Баратов торопился вырвать инициативу у германо-турок и перепутать их планы. В Казвине командир корпуса встречал проходившие части, которые продвигались далее по двум оперативным направлениям – главному, на юг к Хамадану, и левофланговому Кумскому, на восток мимо Тегерана.

От Энзели до Казвина – одна дорога, шоссейная, Энзели-Тегеранская, от Казвина она раздваивается: на Тегеран около ста сорока верст и на юг до Хамадана двести восемнадцать. Других шоссейных дорог на северо-западе Персии нет – грунтовые. Дорога от Энзели лежит сначала на равнине, частью в камышах, частью в лесах, через город Решт; затем змеится холмами, незаметно переходящими в горы, а за Рустам-Абадом вьется по откосам и гигантским обрывам то весело зеленых, то обнаженно-тоскливых гор…

Уже в Реште солдаты сознавались, что поторопились с выводами. Хотя и в Энзели есть азиатская часть, но ее не всем удалось посмотреть, – надо через бухту переплыть на другую сторону. Зато Решт видели все, с его мечетями, базарами, бассейнами…

Решт – на равнине, в лесах. Темный лес – неприветливый. Дуб, ясень, бук и вяз. Сыро здесь и не весело. Большой город, одноэтажные домики. Но, конечно, это еще не яркий Восток. Решт давно уже столица некоронованного властителя Гиляна – революционера и демократа бесстрашного Кучик-Хана. Здесь штаб его и его друзей. Здесь центр политической жизни огромного района, и отсюда «лесные братья» угрожают Тегерану и самому Престолу.

В Персии нет мощной центральной власти. Эта власть есть в Тегеране; на местах от нее – губернаторы, но их власть в лучшем случае распространяется на город, где живет губернатор. За назначение на должность надо платить. Давать подарки – «бешкеш». Это традиция, требование жизни. У губернатора большие расходы. Приемы, представительство, подарки министрам, приближенным шаха… Иногда одни только подарки превышают годовое содержание чиновного лица. Где же взять эти огромные средства? Нажимается налоговый пресс. Чиновники «выколачивают» с населения налоги, превышающие законные нормы. Собирают налоги, не забывая и себя. Ведь они тоже получают ничтожное жалование. Стонет бедняк плательщик от произвольных, непомерных поборов. Стонет, но платит… Невозможно, конечно, учесть огромных сумм, которые переплачивает население благодаря этой «системе». Есть мнение – поборы превышают нормы податного обложения в два раза. В Персии нет регулярной армии, а потому нет силы, которой бы боялись. На местах столько властей, сколько племен. Вооруженный отряд одного из бесчисленных горных племен охраняет свой район, взимает налоги, ведет войну или дружбу с соседями и чаще всего живет совершенно независимо от Тегерана, шаха и его правительства. Шаха признают, но шах есть лишь идея правительства нации. Меджилис – попытка объединить национальные интересы в центре. Правильной системы организации выборов нет, а потому нет и полного народного представительства. Ведь персидская конституция была завоевана не широким народным движением, а выступлением нескольких десятков смельчаков-революционеров во главе со знаменитым Ефремом.

Недовольное политикой правительства, воинственное племя «дженгели» не признает ни центральных властей, ни местных. У них вооруженная сила – свыше тысячи всадников, симпатии населения, сколько угодно продовольствия, и они хозяева положения всей области. Правительство прекратило войну с Кучик-Ханом, так как это было напрасной тратой и людей и денег. Дженгелийцы мало беспокоили русских. Англичан ненавидели. Уже после ухода наших войск из Персии, когда пришли англичане, Кучик-Хан объявил им войну, а «лесные братья» дали обет не стричь голов и не брить бород до тех пор, пока на родной земле останется хотя бы один англичанин. Я видел «лесных братьев» в конце тысяча девятьсот восемнадцатого года. За восемь месяцев войны с англичанами у них так отросли волосы, что они имели вид диких людей.