Каждый солдат убивает, но не каждый убийца - страница 5

стр.

Насчет Львова спорить не буду, но скажу, что когда сюда вошли немцы, а произошло это вечером 29 июня 41-го года, погромов не было. Позже – да, но не в том понимании, к которому мы привыкли: погромы дореволюционные и то, чем занимались немцы, – разные вещи. Немцы уничтожали систематически, организованно, отбирая определенные категории, – я-то знаю… Даже когда в гетто забирали, до последнего оставляли здоровых мужчин, которые работали, и на робах у них ставили букву «V» – это значило, что человек в какой-то, например, мастерской на вермахт трудится. Были и другие буквы, носители которых шли на расстрел первыми…

– Немецкая, черт возьми, скрупулезность!…

– Да, а погромов как таковых, повторяю, не было.

«ЕВРЕЙСКУЮ ДЕВОЧКУ ИРИНУ РАЙХЕНБЕРГ МОЯ МАМА, ВЕРУЮЩАЯ ХРИСТИАНКА, ПРИЮТИЛА И СПРЯТАЛА»

– Много евреев жило до войны во Львове?

– Немало. Больше всего было поляков, но евреев немногим меньше – разница в численности была минимальная.

– Львовских евреев в конце концов уничтожили?


– Почти всех?

–  (Кивает). Часть под чужими скрылась фамилиями, некоторые бежали в Румынию, потому что там Антонеску таких расовых селекций не делал, – только уже когда непосредственно на территории Румынии начались бои, немцы себе это позволили.

– Как воины УПА относились к евреям?

– Нормально – у нас, в частности, немало докторов было…

– …евреев?

– Да, почти весь медперсонал Украинской повстанческой армии.

– Ваша семья действительно прятала еврейскую девочку Ирину Райхенберг?

–  (Кивает). Да, это правда. Моя бабушка, папина мама, знала старшего Райхенберга давно, не скажу даже, с каких времен, и мама тоже с ним познакомилась. У него было две дочери, старшую (лет 17-18-ти) немцы во время одной из акций арестовали и, конечно же, расстреляли, и мама Ирины попросила мою: «Пані Наталю, візьміть її до себе – може, хоч вона спасеться». Мама, верующая христианка, согласилась (вспоминаю, как она говорила, когда немцы эти акции проводили: «То ж вони також люди – хіба ж так можна?») и девочку приютила.

– Сколько ей лет было?

– Она с 36-го года, правда, документы ей с 37-го сделали – соответственно, мне было 10, а Ирине семь.

– Какова ее дальнейшая судьба?

– Немцы арестовали мою маму…

– …немцы?

– Да, и если бы они узнали, кто Ирина по национальности, мы бы разделили судьбу ее старшей сестры – все семьи в таких случаях выстреливали. В общем, когда маму взяли, отец прислал людей, и они увезли Иру из Куликова под Львовом, где она находилась, в монастырский приют. Выдали за сироту с документами на фамилию Рыжко, а позже, когда пришли советы, она окончила полиграфический техникум, вышла замуж и переехала в Киев, где до сих пор проживает ее сын.

– Вы с Ириной встречались?

– Нет. Когда я сидел, а потом освобождался, у органов о ней спрашивал: они должны были знать. Иру искал, но когда уже установил, где она, оказалось, что она умерла годом раньше – в 2006-м. Встретиться с ней хотел и в 68-м, и в 72-м, будучи на свободе, но мне говорили, что ее след утерян: «Может, выехала…», а она сначала под Киевом в Боярке жила, а потом, выйдя замуж, получила квартиру в столице.

«СОМНЕВАЮСЬ, ЧТО ТЕЛО РОМАНА ШУХЕВИЧА ПРОСТО ТАК ЗАКОПАЛИ, – НАВЕРНОЕ, В НЕГАШЕНУЮ ИЗВЕСТЬ БРОСИЛИ»

– На операцию по обезвреживанию Романа Шухевича НКВД бросил около 700 бойцов…

– …верно…

– …и приказ был: несмотря ни на что, брать живым…

– (Кивает).

– Как ваш отец погиб?

– Ну, во-первых, я вам скажу, никого за ту операцию не наградили…

– Потому что живым не взяли?

– Да – дали какому-то бойцу отпуск и премию, и все, но из тех, кто организовывал облаву, никто ничего не получил, потому что задание не выполнили. 5 марта 50-го года энкавэдисты окружили дом в селе Белогорща, где он скрывался, и когда он увидел, что положение безвыходное… Пробовал прорваться, по дороге майора одного застрелил – на ступеньках, и тут его скосила автоматная очередь. Точнее, тяжело ранила, под грудью прошла, и тогда отец выстрелил себе в висок.

– Вы помните минуты, когда вам сообщили о его смерти?

– Мне не сообщили – я находился здесь, во Львове, во внутренней тюрьме, меня посадили в машину, повезли в управление и привели в огромный гараж. Помню, иду я и кто-то влево меня поворачивает – а там под плащ-палаткой лежит накрытый с головой человек. Я босые ноги увидел – и этого было достаточно: сразу понял, кто это. Плащ-палатку подняли (вытирает слезы), я встал на колени, поцеловал его в руку… Меня подняли и вывели, а потом пришел следователь и составил протокол опознания.