Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма - страница 50

стр.

Только Немцов осознал трагедию, назревающую в провинции, и необходимость в перестройке существующей в стране безнадежно неэффективной системы сельского хозяйства, которая больше не могла обеспечивать продовольствием города России. Встревоженный состоянием дел в сельском хозяйстве его области, он обратился в МФК с просьбой разработать план по роспуску колхозов и передаче земли тем крестьянам, которые хотели бы сами вести свое хозяйство на правах частного предпринимательства. Большой объем статистических данных убедительно показывал, что крестьянские приусадебные участки превосходили по урожайности большие коллективные хозяйства, даже крошечные садовые участки городских жителей, полученные от государства и составлявшие три процента от площади всех обрабатываемых земель страны, производили пятьдесят семь процентов овощей, выращенных в России. Несмотря на все это, идея Немцова рассматривалась как ересь.

Коммунисты визжали как недорезанные свиньи. Националисты пугали общество, что иностранцы непременно скупят всю землю, если начать ее делить на части. Могущественные руководители некоторых колхозов боролись за каждый дюйм пути, ведущего к разделу их феодальных владений. Они привлекали на свою сторону наиболее отсталых и консервативно настроенных деревенских жителей для натравливания их на крестьян, думавших иначе. Результаты такой работы были в высшей степени пугающими.

Когда Рафал и официальные представители Немцова впервые приехали в колхоз «Редькино» и в приподнятом тоне рассказали колхозникам о возможности приватизации имущества колхоза, большинство (а это было двести человек) в ужасе отвергло это предложение.

– Они потеряли самообладание, – вспоминал Рафал. – Никто даже слышать об этом не хотел. На протяжении всей жизни они просто выполняли указания своего директора и полагались на то, что кто-то другой будет управлять всеми сторонами их жизни. А тут мы вдруг стали просить их, чтобы они сами приняли решение для себя. Это было уже слишком.

Тем не менее небольшая группа колхозников все-таки нашла в себе мужество пойти самостоятельным путем. Эту группу возглавил Сергей Серов, тридцатишестилетний инженер по сельскохозяйственной технике, мужчина с рыжеватыми волосами, вдумчивым, с налетом академичности, выражением лица и проникновенным взглядом. Серов убедил две дюжины колхозников объединить свои доли собственности и выйти из колхоза. В соответствии с планом МФК (та же модель будет принята позже, во время приватизации на Украине, где я впервые встретил Роберту) каждый член коллектива получил сертификат, в котором подтверждались его равные права как совладельца на участок земли в 22 500 акра, силосные ямы или башни, количество свиней и сельскохозяйственной техники, распределялся даже разбитый директорский «седан». Таким образом, Серову удалось собрать 2338 акров земли для начала работы акционерного сельскохозяйственного предприятия. Как и Борис Йордан, он назвал свою акционерную компанию ООО «Возрождение».

К моменту, когда мы остановились около шлакобетонного гаража, превращенного в административное здание, компания «Возрождение» только что отпраздновала первую годовщину работы в свободном бизнесе. Серов сидел за столом в бобровой шапке, лампа без абажура освещала карту земельных владений колхоза «Редькино», на которой красной пунктирной линией были обозначены земли, принадлежащие компании «Возрождение». Рядом с ним сидела женщина в шинели и головном платке, неуверенно постукивая по клавиатуре компьютера руками в перчатках без пальцев. В ногах у нее стоял электронагреватель.

– Надо взять несколько уроков в городе, чтобы научиться пользоваться им, – лучезарно улыбнулся Серов, поглаживая недавно приобретенный компьютер, как любимую домашнюю игрушку. – Ведь он очень необходим для эффективной работы.

В последнее время слово «эффективность» превратилось в затасканный, навязший в ушах штамп, бесконечно и не слишком убедительно использовавшийся биржевыми маклерами и московскими аналитиками в области юриспруденции. Тем не менее Серов, в валенках и грязных штанах, произносил это слово с таким убеждением, будто от него зависела вся его дальнейшая жизнь. Я смотрел на него с живым интересом.