Казна Херсонесского кургана - страница 9
— Маркиза! — вскинулся Аркаша, разыгрывая благородное негодование. — Неужели ты думаешь, что я буду трахать каких-то дряхлых старух да всего-то за пятнадцать целковых!..
— Будешь, — спокойно промолвила та. — И не просто будешь трахать, а, как я сказала, с учетом пожеланий заказчика. А не хочешь — не неволю: завтра не выглянешь в окно — подыхай с голоду. Думаешь, очень мне надо тебя обхаживать — просто тебе дурачочку помочь хотела. Сочи только кажется бархатным городом, а ведь без денег тут сгниешь… Воровать, как мне кажется, ты не умеешь, до работы тоже смирный — пропадешь! Так что хочешь — не хочешь, а на панели все равно будешь, а там, глядишь, и голубые подберут: они-то дадут больше, только какать будет тяжело.
От такой невеселой перспективы Аркаша почувствовал жуткий дискомфорт в организме, внизу живота даже появились какие-то спазмы.
— Как видишь, выбор у тебя невелик, — продолжала Маркиза, произнося слова так, будто заколачивала гвозди. — Задергался: старухи, старухи… Знаешь, как говорят на Кавказе: «Десять тысяч не деньги, семьдесят лет не старуха». Прикинь своим умишком: занят будешь только до двух часов, а там пришел в аллейку, получил по тарифу и до следующего утра свободен. В Сочи ведь жизнь начинается с восьми вечера, вот и крутись, лови свою удачу, может, что получится. А теперь все, мальчик-котик, я исчезаю — дела не ждут.
Маркиза оделась по-солдатски быстро, привычным жестом поправила прическу и, бросив на Аркашину постель скомканный трояк, проговорила:
— Это тебе за угощение, поешь, рекомендую выпить сырое яичко…
С этими словами она подхватила свои вещички и была такова. Аркаша взял трояк, разгладил, положил в карман. Денежка была кстати — зверски хотелось жрать. Ну, пожрет, а как расплатиться за гостиницу?.. Неужели и впрямь придется за деньги ублажать всяких там бабушек-развалюшек, да и не за деньги, собственно говоря, считай, за пайку…
«А ведь никуда не деться, придется, — мысленно резюмировал он, — лишь бы не очень страшных приводила. А может, это и к лучшему, прочь сомнения, не хватало мне еще моральных терзаний… Будь, что будет, а теперь и похавать чего-нибудь пора, да не забыть бы про сырое яичко»…
И он, наскоро собравшись, успокоенный и приободренный, как человек, принявший в жизни важное решение, направился в ближайшую точку городского общепита.
…Утром следующего дня он проснулся в половине десятого, быстро принял душ, тщательно побрился. Вчерашний обед и сырое яичко пошли на пользу, так что возникшая потребность потешить свою плоть было вполне естественной, а не вынужденной необходимостью. Ровно в десять он вышел на лоджию. Маркиза уже прогуливалась под ручку с клиенткой. Его клиенткой. Сексуальное желание Аркаши мигом улетучилось, зато появилось другое — напялить по самые уши волшебную шапку-невидимку и стать прозрачным как мыльный пузырь. Однако было поздно, ему помахали ручкой, и он пошел открывать дверь.
Вошедшая женщина выглядела лет на пятьдесят. В ушах ее торчали огромные нелепые серьги, толстые сардельки пальцев не мог украсить даже ряд богатых перстней. Прямо с порога она одарила Аркашу золотой улыбкой в самом прямом смысле; у ней был не рот — сплошные залежи золота. Взгляд посетительницы был похотлив и нагл. И все бы ничего, если бы не ее непомерная полнота — при заурядном весьма росте она стабильно тянула за центнер.
«Да, послал же бог подарок, видать, работает продавцом в мясном отделе или поваром: вся в золоте и толстая, как хрюшка», — отметил про себя наемный ублажитель дамских телес.
Толстуха масляным взором обшарила приобретенного любовника и, по-видимому, осталась вполне довольна. Она повернула ключ в дверях и направилась к койке, проворно расстегивая на ходу пуговицы пляжного халата. Огромные белые мячи грудей пружинисто застучали по загорелому мерзкому пузу. Аркаша хотел было сказать, что раздеваться вовсе не обязательно, но не смог — ему стало тошно: «Эх, сейчас бы стакан водки!» — с тоской подумалось ему. А клиентка в одних трусах уже разлеглась на Аркашиной койке, отчего жалобно запищали все пружины, и бесстыже раскинула ноги, сплошь усеянные противными фиолетовыми узлами.