Кель. Год Стального Ястреба - страница 9

Все это казалось нереальным. И в то же время самым настоящим…

Я больше ничего не спрашивал у нее. Ни в тот день. Ни через неделю. Ни через месяц. Такие ночи стали нашей традицией. Обычаем и таинством, разделенным на двоих. И я ждал их. Ждал всю неделю, ворочаясь на жесткой койке в казарме, не в силах бороться с желанием, которое накатывало, стоило только подумать о податливом теле Сати.

Сейчас же мне ее не хватало. И не только как женщины, а и как друга.

И пусть за эти годы у меня появились и другие друзья, тот же Вел, или улыбчивый Сатэм, хмурый и вечно серьезный Корх, или уверенный в себе Дарм. Но ее мне не хватало особенно. Может потому, что она была единственным человеком, который прикасался к моему прошлому. Напоминание о том, кем я был. А может, была другая причина, но оформить в слова я ее не мог.

— Сколько ты будешь киснуть? Смотреть тошно, — бурчал Сатэм.

Сначала я разозлился на него и уже собирался дать в зубы. Но, заметив искреннюю тревогу в его темных глазах, остыл. Только сказал в ответ устало:

— Сколько нужно — столько и буду.

— Любишь ее?

Я задумался. Любил ли я Сати? Наверное, любил. Потому что, как тогда объяснить, то чувство спокойствия и уюта рядом с ней. Желание всегда защищать ее и тревога, что не давала спать по ночам. И обжигающую страсть, вспыхивающую, как сухой тростник, стоило только взглянуть, как она откидывает волосы за спину, или закусывает губу…

— Если думаешь, значит — не любишь, — сделал свои выводы Сатэм.

— Если молчу, значит — не твое дело, — в тон ему сказал я. — Лучше займись делом. Завтра у нас полевая практика. Местность лестная. И это все, что мне известно.

— По обстоятельствам будем действовать, — сказал Дарм, закусывая травинку.

— В прошлый раз уже действовали, — констатировал Корх, переворачивая страницу «Хроник последней Денмаркийско-Алларийской войны».

— И все прошло как по маслу, — улыбнулся Дарм.

— Иди ты со своим маслом, — буркнул Сатэм. — Я неделю болотную грязь отстирать не мог.

— Заведи себе девушку, пусть она тебе и стирает.

Сатэм покраснел. То что он никогда любимцем женщин не был, знали абсолютно все. И дело даже не в том, что он был не красив. Как по мне, самый обычный. А в том, что привычно шутливый и веселый, при женщинах он становился красным, как варенный краб, и начинал заикаться, или же просто молчал.

— Заткнись, Дарм, — сказал я, растягиваясь на траве.

— А что я такого сказал? — притворно удивился он. — Очень, между прочим, удобно…

— Заткнись.

— Скучные вы.

Но уже никто не обратил внимания на его фразу.

— Кель, а ты знал, что в последней войне на стороне денмаркийцев колдовка таххарийская воевала? — спросил Корх.

— Что за бред? — рассмеялся Дарм. — Какая из колдовки воительница?

— Бред не бред, а в Хрониках записано… — он поводил пальцем по странице, отыскивая место с которого стоило начать зачитывать. — Вот! Слушай. «В третий год Белого Дракона. Когда войско княжича Сельфа Деларгона остановилось возле небольшого приграничного города Дубны, к нему пришла колдовка. Она назвалась Кристианной. И по ее слову, что пророчили ему великие победы и славу, княжич развернул войско не на север, а на юг»… дальше идет описание сокрушительных побед княжича и все такое. Читать?

— Сам прочту, — сказал Дарм. — Не верится мне что-то.

— Просто так в денмаркийских хрониках о колдовке не писали бы. Там, этих с даром, недолюбливают.

— Спала она с ним, вот и написали, — сказал Дарм. — И с чего это ты вообще взялся их читать?

— Лейтенант Дархо сказал, что завтра нам пришлют на практику колдовок.

— С чего бы это? — спросил я, стараясь скрыть от друзей волнение.

— Вот из-за этого! — ответил Корх. — Мол, очень действенно это, когда есть в отряде не только колдун, а и колдовка.

— Колдовки беспомощны, в битве только мешаться будут, — почему-то сказал я.

— Зато дар их весьма полезен.

— У каждой свой. И не каждый полезен.

Парни посмотрели на меня, ожидая, что сейчас начну рассказывать о колдунах и колдовках, но говорить еще что-то я не собирался. И ответом мне был разочарованный вздох и укоризненные взгляды. Потому я спросил:

— Кстати, а что с ней стало? С колдовкой этой?