Кентавр в саду - страница 26

стр.

Цирк.

Два карлика в пижамах разглядывали меня с нескрываемым интересом. Это что, тот самый новый номер? — пропищал один. Думаю, да, ответил другой и обратился ко мне: дружочек, это у тебя новый номер? Увидим, ответил я осторожно, но тут же со смесью страха и веселья подумал: а что? — глядя на проходящего мимо верблюда: почему бы и нет? — на слона, привязанного цепью к столбу: в самом деле?

Надо бы с хозяином поговорить, добавил я. Карлик пожал плечами: хозяин в больнице; обычно жена за него остается, да она сбежала с эквилибристом. Похоже, что кроме укротительницы договариваться и не с кем.

Укротительницу я нашел у клетки с тигром, она удрученно рассматривала огромного представителя семейства кошачьих, явно нездорового с виду. У меня новый номер, сказал я ей.

Женщина обернулась и взглянула на меня удивленно и недоверчиво. Скорее недоверчиво, чем удивленно: экзотические существа ей были, видимо, не в новинку.

— Это что еще за чертовщина? — спросила она.

Не первой молодости, но все еще красивая, высокая и статная, четкими чертами лица немного похожая на портрет Греты Гарбо — я видел его в одной своей книге — в темных очках, расшитой блузе, брюках и высоких сапогах, она казалась решительной и властной. У меня новый номер, повторил я, немного робея, вот, изображаю кентавра. Она наморщила лоб: кого изображаешь? Кентавра, ответил я, мифологическое существо, получеловека, полулошадь. Ах, да, сказала она, слыхала о таком.

Женщина сняла очки — глаза у нее были светлые и холодные, — внимательно оглядела меня, велела покружиться. Ловко сделан костюм, заметила она. А шкура? Шкура настоящая, конская, сказал я; ее интерес вселял в меня надежду. Осмотр продолжался.

— А кто там внутри? — вдруг спросила она.

Мой брат, ответил я и поспешно добавил: он не любит показываться на глаза, он глухонемой, к тому же у него все лицо в ожогах: одна женщина облила его серной кислотой. — А полицией тут не пахнет? — спросила она с подозрением. — Знаешь, неприятностей мне не надо. Нет-нет, полиция тут ни при чем. Он просто не хочет показываться на глаза, вот и все.

Она так и сверлила меня взглядом. История была ей явно не по душе. Но я держался твердо, глаз не отводил, просто сама безмятежность.

Что же у вас, собственно, за номер, спросила она. Скачем кругами по арене, ответил я, прыгаем через барьеры. А еще я могу читать стихи, рассказывать разные истории, играть на скрипке, но вряд ли это понадобится: публика умирает со смеху, стоит нам только появиться на манеже. Еще бы, сказала женщина, костюм и в самом деле забавный.

Она вынула из кармана пачку сигарет:

— Куришь?

До этого я ни разу не пробовал курить, но согласился. И конечно, подавился первой же затяжкой, закашлялся. Курить — кентавру вредить, пробормотал я. Укротительница засмеялась.

— Все бы хорошо, — сказала она, — но есть одна загвоздка. Серьезная. Не знаю, о чем вы договаривались с прежним хозяином, но цирк разорился, так что мне нечем тебе платить.

— Ничего-ничего, — перебил я. — Могу и за еду поработать, по крайней мере, первое время. Потом разберемся.

— Ну, раз так, можете сегодня и приступать. А зовут-то тебя как?

— Силва, — ответил я. — Мы с братом оба откликаемся на это имя.

Она протянула мне руку.

— Ты славный парень, Силва. — Ее ладонь задержалась в моей. — Думаю, мы найдем общий язык.

Она взглянула на часы, мужские, с большим циферблатом:

— Надо бы глянуть, как там дела. Сегодня вечером у нас премьера. Твой номер пойдет вторым.


Через прореху в драном занавесе я рассматривал набившуюся в цирк публику. Беднота: батраки из соседних поместий, рабочие, солдаты, домашняя прислуга; женщины с обвисшей грудью, беззубые дети. (А Педру Бенту? Не здесь ли он случайно?) Туземцы. (Пери?)

Незнакомцы. Гои. Попадаются такие мордовороты: явные бандиты. До чего же хотелось бросить все, бежать домой, к родителям. И тут меня зло взяло. Нет уж, ты останешься, твердил я себе, не смей сдаваться, трус.

Карлики вприпрыжку прибежали с арены. Твоя очередь, сказал кто-то за моей спиной. Я обернулся: это была укротительница, при параде по случаю представления: в цилиндре, во фраке, с хлыстом в одной руке и тростью в другой. Она улыбнулась, подмигнула: давай, смелей, Силва, я за тебя болею. Загрохотал барабан, фальшиво взвизгнул рожок. Поздравляю, сказала она, поправляя шитую золотом попону у меня на спине. Ну, я пошел, пробормотал я и неуверенной рысью выбежал на арену.