Кейн Черный Нож - страница 5

стр.

, лезвие застревает в кости; здоровяк воет и отводит руку над столом, и рука опускается, и сам он падает. Меньший приседает, быстро, как профессионал, но вторая твоя рука выныривает с "Автомагом", короткая очередь разрывает ему живот, отбрасывая, заставляя покатиться к стене.

Пергамент окна рвется. Солнечный свет выхватывает струйки порохового дыма.

В твоих ушах звенит.

Здоровяк сжимается, стоя на коленях, слезы чертят багровые полосы на рыле. Горбун кучей сидит у стены, ругаясь тихим, монотонным голосом, пытаясь удержать кишки в брюхе. - Сучий ублюдок. У тебя ствол. Чертов ствол. Ты не сказал, что у тебя ствол, сучий ублюдок.

Ты встаешь над ним, "Автомаг" нацелен на большого. - Копав Пыльное Зеркало, - напоминаешь ты.

- Дери мою сучку. Никогда раньше в меня не стреляли. Гребаные пули. Они убили меня, да?

- Похоже.

- Сучий ублюдок.

- Хочешь уйти быстрее? Я помогу. - Ты садишься на корточки, показывая ему нож. - А хочешь уйти медленно, тоже обеспечу.

Он смотрит вдаль.

Ты пожимаешь плечами. - Или лежи в собственном дерьме и надейся на явление рыцаря. Может, Хрил дарует вам Исцеление, просто расскажи, как хотели вынуть меня из башмаков. Эй?

Его глаза закрываются.

- Чего тебе нужно?

- Так ты - он? Ты Копав?

- Да.

- Копав Юргингет? Прежде Копав Черный Нож?

Глаза снова открыты. Они такого же цвета, как твои. - Когда-то, - отвечает он. - Щенком. Прежде чем земля возненавидела Черных Ножей. Давным-давно всё ушло. После Ужаса я Пыльное Зеркало. Нет больше Черных Ножей.

Твоя верхняя губа разделяется сильнее, нижняя опускается, обнажая клыки до корней. - Кроме меня.

Глаза фокусируются на тебе, в них мелькает какая-то искра, прежде чем спазм боли превращает лицо в пустую маску. - Чего ты хочешь?

Ты встал, в руке нож, в другой автомат. - Подчинения.

- Ха. - Его лицо стало старым, усталым и грустным. - Всего-то?

- Ага.

- Дери мою сучку. Зачем было стрелять?

Ты чуть склоняешь голову к плечу. - Зачем было бросаться?

- Так... подчинение. - Его челюсть движется. - И?

- И уйдешь быстро.

Он долго смотрит на тебя. Снаружи слышится какое-то кряхтение, вдалеке крики, шум и гам - мои выстрелы услышали. Внутри же лишь кровь и кишки и скулеж большого парня, тщетно зажимающего струю крови из порубленной руки. Ты видишь, как растет боль, как волны пустоты бурлят в глазах горбуна.

Наконец он шипит, сдаваясь. - Не нужно было стрелять в меня.

Ты ждешь.

Он перекатывается от стены, встает на колени, опускает лицо, лоб у моих ног. Ты переводишь автомат в одиночный режим.

Он говорит: - Предаю себя...

Ты целишься в головной гребень.

- Тебе, сучий ублюдок.

Пуля выгрызает в досках пола дыру размером в кулак. Мокрую дыру. Вышибив горбуну мозги, ты оборачиваешься к другому.

- Игник? Игник Пыльное Зеркало? Тчундигет?

- Ух. - Он поднимает лицо, глаза словно кровавые яйца. - Убей и меня, ладно?

Ты щелкаешь предохранителем, указывая между ног. - Вниз.

Хныча, он впечатывает лоб в мозговую жижу отца. - Я, я, я... сдаюсь... - Он сопит так громко, что едва разобрать слова. - Предаюсь тебе.

Ты опускаешься на колено, пряча автомат в кобуру у поясницы. Игник хрипит, когда ты хватаешь его раненую руку - кости скрипят: возможно, рассечена локтевая. Прижимаешь широкую рану к своему паху, где боевой коготь оставил небольшой порез.

- Это моя боевая рана. А это твоя боевая рана. Наши раны - одно. Моя кровь - твоя кровь.

Челюсти его широко раскрываются, словно он пытается приманить мух на гниль в зубах. - Я, ух... ух... кто ты такой?

- Встань на проклятые ноги. Черные Ножи не стоят на коленях.

- Че... че... хрк? - Он вытирает багровые слезы в лица, сальной рукой. - Черные Ножи?

Ты сжимаешь ка-бар и грубо хлопаешь ему по плечам. - Ты грязен, братец. И мягок: слишком долго в Аду. Клыки стали серыми. Шея слишком легко гнется.

Он всхлипывает. - А ты... ты...

- Я Черный Нож. - Ты берешь ка-бар за лезвие, протягиваешь ему вперед рукоятью. - Отныне он твой.

Мой Дар передан и Я отпускаю тебя: ты открываешь глаза, слишком человеческие, пялишься в тронутый плесенью штукатуренный потолок и бормочешь: - Сукин сын.


Полагаю, тебе непросто сбросить груз прожитых лет, вставая в серое утро. Глубинная ломота в суставах, кажется, стала отражением страха: тьмы и ужаса, плоти, которую тупые когти рвут, словно прочную ткань, ледяной неизбежности боли и смерти...