Кибернетика и общество - страница 16

До сих пор мы рассуждали пессимистически, причем наш пессимизм представлял собой не столько эмоциональный пессимизм обычного человека, сколько интеллектуальный пессимизм профессионального ученого. Мы уже убедились, что теория энтропии и соображения о неизбежной тепловой смерти Вселенной не должны оказывать такого гнетущего морального воздействия, которое они вызывают в первый момент. Впрочем, даже такой беглый взгляд в будущее чужд эмоциональной эйфории среднего человека, в особенности среднего американца. Лучшее, на что мы можем надеяться, рассуждая о прогрессе во Вселенной, которая в целом движется к гибели, – что картина наших устремлений к прогрессу под гнетом тяготящей необходимости может обладать очищающим душу ужасом греческой трагедии. Увы, мы живем в эпоху, которая невосприимчива к трагедиям.

Воспитание типичного американского ребенка, принадлежащего к верхушке среднего класса, нацелено на то, чтобы заботливо оберегать его от осознания смерти и обреченности. Он воспитывается в вере в Санта-Клауса, а когда узнает, что Санта – всего лишь выдумка, то горько плачет. Более того, он никогда полностью не примиряется с устранением этого божества из своего пантеона и проводит бо́льшую часть своей последующей жизни в поисках какой-либо эмоциональной замены.

Факт индивидуальной смерти и неизбежность катастрофы навязываются ему опытом последующих лет жизни. Но все-таки он старается низвести эти неблагоприятные факты до уровня случайности и сотворить на земле «рай», где нет места неприятному. Этот «рай на земле» для него заключается в вечном прогрессе и поступательном движении к радостям и успехам.

Наше поклонение прогрессу можно рассматривать с двух точек зрения – с фактической и этической, то есть с точки зрения, предлагающей критерии для одобрения и неодобрения. Сторонники прогресса, по сути, утверждают, что былые успехи эпохи Великих географических открытий, начало которой приблизительно совпадает с началом Нового времени, будут продолжаться и разрастутся до бесконечного по продолжительности периода изобретений, открытий новых технологий по управлению человеческой средой. Сторонники прогресса говорят, что это шествие будет длиться вечно, что для него нет видимого предела в будущем, которое не слишком удалено от настоящего времени и подлежит осмыслению. Те, кто отстаивает идею прогресса как этический принцип, трактуют этот безграничный и квазиспонтанный процесс изменений как «благое свершение» и как основу, которая гарантирует будущим поколениям «рай на земле». Да, можно верить в прогресс как в факт, не веря в него как в этический принцип, но в катехизисе многих американцев обе эти точки зрения нераздельны.

Большинство из нас слишком привержены идее прогресса, чтобы осознавать, что эта вера относится лишь к малой части письменной истории человечества и что эта вера радикально противоречит нашим собственным религиозным догматам и традициям. Ни для католиков с протестантами, ни для иудеев мир не является благим местом, где возможно пребывать в длительном счастье. Церковь назначает плату за добродетель, причем не в той монете, что имеет хождение среди «царей земных», а в виде долговых расписок под «место в раю».

В сущности, кальвинист тоже разделяет эту точку зрения, дополняя ее тоскливым осознанием того факта, что «избранные Господом», кому суждено выдержать страшные финальные испытания Судного дня, окажутся немногочисленными и должны быть отобраны по деспотическому произволу Божества. Никакая добродетель в сем мире и никакая моральная праведность не способны принести ни малейшей пользы. Многие добрые люди заведомо обречены. Блаженство, которого кальвинисты не ожидают найти для себя даже на небесах, они, разумеется, не мыслят обрести на земле.

Древнееврейские пророки отнюдь не радовались, провидя будущее человечества – даже будущее избранного народа сынов Израиля. Великое моралите Иова, пускай он одержал победу духа, пускай Бог обещал вернуть ему его стада, слуг и жен, нисколько не внушает уверенности в том, что такой сравнительно благополучный исход ожидает всех праведников; это произвол Божества.