Киевский триптих - страница 2

Утром матросы хохотали до колик, а обиженный Семашко надуто отмахивался. Что такого: упал в обморок, с кем не бывает. Примерещилось, вот организм и отказался действовать. Что примерещилось, рассказал только капитану, дрожа и заикаясь, чувствуя еще слабость и страх.

Капитан долго пронзительно смотрел, затем кивнул, похлопал Семашко по плечу и ничего не сказал о партсобрании.

Некоторые люди верят, что если выйти зимней лунной ночью на Андреевский и спуститься по нему не оглядываясь, а у самого подножья обернуться, то можно увидеть тонкие, едва различимые в морозном свечении нити, которые протянулись от спины к куполу Андреевской церкви. «Боженька скоро заберет», — скажут, едва завидев, бабушки-молельщицы.

Однажды София перестала быть Софой. Она проснулась среди ночи, чтобы сделать глоток воды, да так и застыла в постели, неотрывно глядя на входную дверь. Там кто-то ждал, звал могучим глубоким голосом. София чувствовала, как ее вытягивает, почти выбрасывает из постели, но из последних сил цеплялась за край кровати, шумно дыша.

— Софочка, ты чего? — младшая сестра сонно прищурилась. — Приснилось что?

— А ты… ты не слышишь разве?

Галинка отрицательно покачала головой: тишина, ночь, слышно только, как отец храпит. София осторожно опустила ноги на холодный пол.

— Мне нужно идти…

— Но куда? Куда ты, Софочка?

— Нет больше вашей Софочки! — София накинула на плечи платок. — А я — София!

Перепуганная этакой странностью, Галинка захныкала. София обернулась в дверях, заставив сестру-шестилетку вскрикнуть: глаза бывшей Софочки светились безумным бледным огнем, а пряди волос ползли по плечам подобно змеям.

София выбежала во двор. Она ожидала увидеть того, кто звал ее, прямо за дверью девичьей комнаты — никого, во дворе — поскуливающий Барс и зловеще шелестящие лозы винограда.

Домишки, ютящиеся по склонам гор, сиротливо вжались в камень, сплели заборы, словно обороняясь от мрака и удавки узких тротуаров. Тучи стремительно проносились по небу. София подняла к ним лицо, рассмеялась и выбежала со двора в отгравированный ветром Печерск.

Она мчалась босая, в ночнушке, и смеялась. Она видела перед собой Его тень. Та манила уже беззвучно, а София каждым шагом стирала из памяти большую еврейскую семью, красавца Вадима, комсомольские встречи и заводские лозунги. Она ловила губами хлесткие капли начинающегося дождя, торопилась, сворачивала, не замечала расстояния и сбитых пяток…

Гора! Так вот куда Он манил ее! София рассмеялась громче. Дождь лил уже нещадно, смывая с тропинок грязь и жухлые листья, заливая разбитые дорожки полноводными ручьями. София оскальзывалась, падала, но продолжала подниматься, хватаясь за жгутики молодых кустов и камни. Стоп! Вот здесь.

Она неторопливо сняла с себя перепачканную ночнушку (шаль она потеряла еще где-то у подножия Лысой горы), подставила светящееся тело ливню, распахнула объятия невидимому ночному гостю и приняла его жадную страсть.

София и представить себе не могла, что такое возможно. Незнакомец рвал ее тело поцелуями-укусами, раздвигал ее ноги, врывался в ее лоно, а она кричала и билась в экстазе, усиливающемся с каждым ударом грома. Страсть и нега длились бесконечно долго. Волосы сбились в колтуны от грязи, кожа пропиталась запахом дикого зверя, тело выгибалось дугой, словно по нему, не прекращая, пускали ток…

— Невеста моя…

— Муж мой…

Проходя мимо двора Авровичей, Вадим остановился, привычно облокотился о забор, зычно крикнул:

— Софа! Идем в кино, Софа!

Девушка, развешивающая выстиранное белье, медленно обернулась. Вадим вздрогнул, замер с открытым ртом, кашлянул — и пошел своей дорогой.

По легенде есть в Киеве место с заветным камушком. Встанешь на него, загадаешь желание — и оно сбудется. Придешь в ночь на полнолуние, сбудутся три желания. А ступишь нечаянно, не догадываясь, с мыслями о ком-то, дорогом сердцу, тот навсегда приворотится. Правда пропадут в доме все цветы, умрут аквариумные рыбки, побьются тарелки, а потом лучший друг попадет под машину…

Темно здесь. Света фонарика не хватает, чтобы разбить черноту. Факелы закончились еще вчера. Вернее, я думаю, что это было вчера. Часы остановились еще на третьем факеле, поэтому не знаю, сколько времени я блуждаю в мрачном лабиринте из камня, песка и могильного холода.