Кикимора - страница 28

– Вы на меня обиделись, мне показалось? Когда я сказал, что, может быть, у меня на даче поживете? Напрасно, кстати сказать...

Анна Константиновна давно имела на это заготовленный ответ, не дала ему договорить:

– А вы сами посудите, как я должна это понять и принять? В какой роли я тут жить буду?

– Для вас это имеет значение? – словно бы удивился он, а ей за его словами почудилась оскорбительная насмешка.

– Как же вы полагаете? – загорячилась она. – С семьей вашей я не знакома, со знакомыми и друзьями тоже. Приезжают они к вам на дачу – и здрасьте-пожалуйста – видят меня. – Хотела еще саркастически добавить «в халате вашей жены», но тут уж прикусила язык.

– А собственно, почему мы с вами должны кому-нибудь давать отчет? – спросил он и сложил губы трубочкой, как бы приготовясь вместе с ней обдумать ответ. Но ей обдумывать было нечего:

– Не должны, может быть, а все-таки как-то так получается, что я до сих пор ваших детей не знаю. Вы даже телефона своего мне не дали, правда? Значит, не все просто? Вы только, ради Бога, не подумайте, – торопливо попросила она, – что я к вам в претензий, я совершенно ничего не требую, да и не надо мне, с какой стати, это вы меня вынудили сказать, раз на дачу жить к себе приглашаете. – Она смолкла и посмотрела на него так, как, наверно, смотрят люди, уже оторвав ноги от скалы, с которой в минуту безумства решили прыгнуть.

Не получилось жить как живется. Пришлось вот отношения выяснять. Ничего хорошего ей это не сулило, но она в пропасть уже бросилась, лежала теперь в шоке, не зная, до смерти разбилась или, случаем, уцелело несколько костей.

А он так долго не отвечал, что последняя надежда ее оставила. Встрепенулась, услышав его виноватый голос:

– Правы, тысячу раз вы правы.Аннушка. – И так глубоко задумался, что уже до самой станции ни слова больше не произнес.

Электричка недавно ушла, следующей ждать больше пятнадцати минут, они сели на лавочку.

– Знаете, – вдруг устало заговорил он, – люди удивительно плохо друг друга понимают. Особенно когда их разделяет большая разница в возрасте. Каждый со своей колокольни смотрит и судит. А кто прав?

– О чем вы? – Но уже сообразила, о чем. – Вы что-нибудь детям обо мне говорили? – Он молчал, она приняла это за подтверждение своей догадки и неизвестно кому (себе? ему? его детям?) принялась с жаром объяснять: – Что ж тут такого особенного? Что ж, вам и познакомиться ни с кем нельзя? Вы что-нибудь разве плохое делаете? Не понимаю!

Он слушал ее тираду с обычной своей легкой снисходительной улыбкой.

– Если бы я понимал. Но с тех пор как Татьяна однажды увидела нас с вами на улице, сама покой потеряла и у меня отняла. – И не без лукавости объяснил: – Хотел было я вас на даче поселить, поставить ее перед фактом, так с другой стороны получил выговор.

И хотя при этом улыбка пробежала по его лицу, а в голосе слышалась шутливость, он не показался сейчас Анне Константиновне тем самым сильным мужчиной, который из всякого затруднения умеет найти выход и решить любой вопрос не только за себя. Сейчас он был обыкновенный (только очень благородный) пожилой человек, и взгляд у него был потухший, а шея над крахмальным воротничком худая и увядшая, как это и должно быть в семьдесят с лишним лет, но прежде не бросалось в глаза. Сейчас она со щемящим сердцем увидела и другое: старческую бледность и прозрачность кожи на руках, ссутулившиеся плечи, и весь он такой, каким открылся в эту минуту, потребовал от нее немедленной защиты и опоры.

– Где это она могла нас видеть? – неумеренно бодро и громко спросила она, словно само недоверие к факту могло каким-то образом сделать его несуществующим и вернуть их обратно в ничем не омраченный солнечный день.

Однако он терпеливо, не обратив внимания на ее запал, объяснил, где и когда дочка их видела, и Анна Константиновна без большого труда вспомнила красивую яркую женщину, которая заставила обратить на себя внимание именно тем, что с особой пристальностью смотрела на Анну Константиновну. А она значения не придала, сама на нее с интересом уставилась: может, знакомая?.. То самое, чего не дальше как сегодня, глядя на детские игрушки, испугалась, вплотную приблизилось. Конечно, Тане и Николаю не безразлично, с кем их отец проводит время.