Кинхаунт - страница 7

Я быстро набрал номер библиотеки.

— Да, — ответствовал хриплый голос, и на экране вместо знакомого мне студента-очкарика вдруг появился подозрительного вида бичара, лысый и со шрамом через всю щеку.

Еще один десантник в отставке, один из осколков только что закончившейся войны.

— Привет. А куда делся очкарик? — осведомился я. — Ты убил его, чтобы занять его место?

— Что надо? — невежливо ответил вопросом бичара.

— Мне нужна книга, называется «Тайны Кинхаунта», — вздохнул я, решив, что юмор в этой лысой голове давно ампутирован полевым хирургом. — Повторяю. Мне нужна книга «Тайны Кинхаунта», — еще раз командирским голосом произнес я, опасаясь, что слишком интенсивное формирование бицепсов собеседника нанесло ущерб развитию его мозга. — Есть такая? Ты можешь ее найти? Ты давно на этой работе? Умеешь разбираться в книгах?

Бичара молчал, глядя на меня так, словно я был вражеским снайпером.

— Ты знаешь, что такое «книга»? — осведомился я на всякий случай.

Он изрек нечто нечленораздельное, и связь оборвалась.

— Интересно, — я хрустнул кулаком, но перезванивать не стал.

Парень, конечно, узнал мое лицо и напрягся.

Это же лицо Марка Дэлвиса. Крутого валежника. Выпускника Академии Космического Десанта.

(Ну и что, что я бросил ее на втором курсе, разойдясь с преподавателем протокольного права во взглядах на порядок задержания пиратских судов. Этого никто никогда не узнает.)

(Черт побери, я все еще не могу понять, какие у пиратов могут быть права???)

Не будем терять время. Начнем новый день как следует.

Я натянул рубашку и штаны, выхватил из холодильника батончик «хавы» — несколько тонких слоев копченого мяса, острого сала, сыра и ветчины, обернутых в лепешку, а самой середке такой тоненький кислый огурец — рывком открыл главную дверь, протрусил по дорожке между давно не стрижеными кустами, протиснулся в щель между медленно открывающимися керамитовыми воротами и выбежал на улицу.

Я хотел посмотреть на девушку с волшебным голосом. Увидеть её — а дальше по обстоятельствам.

Заодно пробегусь вместо утренней зарядки.

На улице было прохладно и чисто — солнце всходит с этой стороны города, позволяя живущим на верхних этажах амбросианам наслаждаться великолепной панорамой рассвета над Парком.

Расплавлено-золотой диск нашей звезды внезапно появляется из-за края планеты и швыряет миллионы огненных стрел в отсыревшую за ночь землю, разгоняя туман, сонно стелющийся над заводями Парка, заставляя раскрыться цветы и листья. Пробужденные птицы начинают яростно щебетать, а суетливые продавцы чао подскакивают со своих кушеток и выкатывают тележки на посыпанные мелким щебнем дорожки, спешно протирая глаза, чтобы первыми увидеть ранних посетителей.

Поскольку тут стоят дома влиятельных абросиан — усадьбы старого дворянства, принявшего присягу Президента, и нового дворянства, образовавшегося из служащих Демократии, а также особняки новоявленных богачей и удачливых авантюристов — айзерами тут и не пахнет, и район считается элитным. За маленький двухкомнатный домик я и Крёз заплатили 5 тысяч баунтов, скинувшись пополам, и были очень довольны этим приобретением — две комнаты по десять квадратов, маленькая кухня, пятнадцать квадратов земли за высоким забором, на которой в живописном беспорядке растет всякая зелень, и полное отсутствие некультурных мигрантов с планеты Айз — что еще надо для счастья?

А в Парке до сих пор можно охотиться на разную дичь. Причем без разрешения. Потому что его все равно никто не даст.

— Утренняя почта! Сенсация! Морна Челни родила двойню! Убит организатор заговора против республики! — кричали мне в спину торговцы газетами, размахивая пачкой свежего выпуска.

Напрасно надрывали легкие — я не читаю лживые демократические газеты, мои уши захлопываются, а глаза закрываются сами собой. Тем более по утрам, когда мир еще так обманчиво прекрасен.

Бесплодно прождав девушку полчаса на остановке, я пошел в библиотеку, надеясь застать незнакомку там.

На двери красовалась табличка:

Я улыбнулся хитрости бичары-отставника, пришедшего на презренную гражданку только затем, чтобы получать зарплату и ничего не делать при этом. Ведь, по его мнению, он уже сделал все, что был должен, и даже больше — там, на войне, за которую его наверняка не поблагодарили как следует.