Киноповести - страница 4
Прихлебывая чай, Семен слушает разговор за пальмой.
П е т р П а н ф и л о в и ч (мрачно). Говорят, рабочий. Икапист. Только из Узбекистана вернулся… В счет двухсот его посылали.
Ф а й в у ж и н с к и й. Из Узбекистана? Да это не Примак ли?
П е т р П а н ф и л о в и ч. Примак. Верно… Ты его знаешь?
Ф а й в у ж и н с к и й. Да и ты его знаешь. Отсюда. Наш же долгушевский Примак.
П е т р П а н ф и л о в и ч. Постой-ка. Примака еще в двадцатом году убили…
Ф а й в у ж и н с к и й (во рту незажженная папироса, ищет спички в кармане). То старика, а это сын, Семен… Красовский, прикурить.
П е т р П а н ф и л о в и ч. Сынок Примака?.. Этот байстрюк? Ты с ума сошел.
Красовский чиркает зажигалку. Она не работает. Прячет.
Л о ш а д е в. Перестань, Красовский. Сказано тебе.
П е т р П а н ф и л о в и ч. Быть не может!.. Сынок Примака. Это же сопляк, мальчишка…
Ф а й в у ж и н с к и й. Что ж, за двенадцать лет… (Иронически.) Растем ведь… И у тебя нет огня?
П е т р П а н ф и л о в и ч. Нет… Неужели тот самый?
Ф а й в у ж и н с к и й. Точно, точно. Я его хорошо знаю — это такая вредная сволочь выросла… (Поворачивается к Семену.) Разрешите прикурить.
С е м е н. Пожалуйста, товарищ Файвужинский.
Ф а й в у ж и н с к и й (остолбенев). Э… Се… Се… Семен Петрович?!
Н о с и л ь щ и к (Семену). Есть извозчик. Приехал.
С е м е н (встает). Не огорчайся, Файвужинский. Случается… Прикуривать уже не хочешь? Ну, пока. Уходит.
П е т р П а н ф и л о в и ч. В чем дело? Что произошло?
Ф а й в у ж и н с к и й. Это же и есть Примак… Пауза.
Л о ш а д е в. Вот так котлета!..
Маленькая лампочка освещает вывеску «Дом приезжих».
Примак поднимается на крыльцо, входит в дом. Длинный унылый коридор. Множество дверей. На одной, справа, надпись мелом: «Тов. Чуб». Из другой двери, с табличкой «Комендант», выходит навстречу Семену заспанный человек в потрепанной кожанке, наброшенной на плечи. Ночная сорочка не первой свежести открывает волосатую грудь. Босые ступни сунуты в галоши.
Взяв у Семена документы, комендант, не глядя, опускает их в карман. Затем неторопливо ведет его в комнату слева, зажигает там огонь.
Оглядевшись, Семен начинает распаковывать чемодан.
В дверях мрачно стоит комендант. Семен вынимает из чемодана фотографию Любы. Ставит ее на стол. Комендант смотрит на нее и поворачивается к Семену.
— Кобелируешь?
— Это моя жена, — сухо говорит Семен.
— Жена?.. А красивая. Прямо как артистка.
Семен усмехается.
— Она и есть артистка. Певица.
Комендант берется за ручку двери, собираясь уйти, но задерживается: Семен вытащил из чемодана и поставил на стол большой термос.
— Закладываешь? — спрашивает комендант, щелкая по кадыку и подмигивая в сторону термоса.
Семен смотрит на термос, на коменданта и громко смеется.
Борщ — так зовут коменданта — мрачнеет под его взглядом и глухо спрашивает:
— Есть у тебя чего покусать?
— Пожалуйста.
Ставит на стол консервы, ветчину, булку. Комендант подходит к столу. Привычным движением скинув тужурку с плеча на стул, садится и начинает очень быстро и очень сосредоточенно есть.
Семен косится на тужурку, берет ее, вешает на гвоздь.
— У хозяина был? — Борщ кивает головой куда-то в сторону.
— Нет. А кто это хозяин?
Продолжая жевать, Борщ вскидывает на Примака короткий взгляд.
— Как это — кто? Чуб… Сходи.
— Сейчас? (Семен глядит на часы.) В три часа ночи?
— Отчего же, — поднимаясь, говорит Борщ. — Раньше света не ляжет. Зайди.
Уходит, закрыв за собой дверь.
За окном ночь. Семен выходит в коридор. Дверь с надписью «Тов. Чуб» неплотно прикрыта, слышны голоса, виден свет. Семен стучит.
— Войдите!
Голос хриплый, прокуренный, утомленный.
За столом, заваленным бумагами, сидит человек в расстегнутой гимнастерке. Лицо его землисто-бледное. Воспаленные глаза почти целиком скрыты в глубоких впадинах. Потухшая и измятая папироса зажата в углу неспокойных губ. Говорит Чуб отрывисто и резко.
Кроме него за столом еще двое: один рядом, другой напротив. Этот, другой, время от времени засыпает. Когда Чуб обращается к нему, он вскидывается и, подумав, отвечает. Потом его веки начинают снова слипаться и голова клонится к столу.