Кинжал милосердия - страница 24
– Никанор! Зайди ко мне!
– Бегу-бегу! – ответил старик.
За дверью послышалось торопливое шарканье шагов, и Никанор заглянул в кабинет. Феликс жестом поманил его и велел надеть перчатки. Старик натянул на руки медицинский латекс и с любопытством поглядел на стол.
– Прошу. – Феликс протянул ему пластиковую чашку с жидкостью на дне.
Никанор осторожно взял её, поднёс к лицу, покачал из стороны в сторону и вдруг отпрянул, едва не выронив.
– В чём дело?
– Ты уверен, что это кровь? – На лице старика возникло такое выражение, словно он еле сдерживается, чтобы не отбросить чашку.
– Уверен. Что с ней не так?
– Человечья она?
– А чья по-твоему?
– Сходу и не разберу! Цельный букет тута!
– Давай по порядку.
Полуприкрыв блеснувшие жёлтым звериным огнём глаза, Никанор снова поднёс чашку к лицу.
– Вроде благовоний каких-то два вида различаю.
– Каких?
– Не ведаю, не силен я в них.
– Опиши каждый в отдельности.
Старик помедлил, подбирая слова, и перечислил образы с ассоциациями. Феликс, уже научившийся считывать информацию с описаний Никанора, сходу определил:
– Мускус и амбра. Хорошо, дальше что?
– Растения, тоже пара.
– Это ты уж распознаешь?
– Как не распознать – женьшень и олеандр. Ещё будто камень какой-то толчёный… Нет, не камень, жемчуг.
– Речной, морской, океанический?
– Морской. И ящерица.
– Ящерица? – Феликс даже брови поднял. – Что ещё за ящерица?
– Здоровая зверюга, крупная. Толстое тело, лапы сильные, гребень идёт по голове, телу и вот тут, – старик указал пальцем себе на голову повыше лба, – будто третий глаз имеется.
– Гаттерия! – Феликс хлопнул ладонью по краю стола. – Реликтовая ящерица из Новой Зеландии! Неплохой букет. Что там ещё?
– Какая-то примесь ещё металлическая, еле различимая. – Никанор осторожно поставил чашку на стерильную салфетку.
– Самой кровью, человеком почти и не пахнет, очень-очень слабый след.
– Но он есть?
– Есть.
– Спасибо, Никанор, ты снова очень помог.
– Так что это за кровушка такая, чья она?
– Надо подумать.
– Что ж, лиха беда начало – есть дыра, будет и прореха. Пойду обед стряпать, коли не нужон.
Старик ушёл, а Феликс снова набрал Инну.
– Надо сделать дополнительные анализы, – сказал он. – Можешь провести меня в лабораторию?
– Без проблем. Когда надо?
– Сегодня.
– К шести подъезжайте к Боткинской и позвоните от шлагбаума.
– Буду ровно в шесть.
Отложив аппарат, Феликс перекачал дозатором кровь из чашки Петри в пробирку, закупорил её, затем достал со дна переносного бокса бутыль с водой и сунул его в морозилку. После убрал со стола все принадлежности в пакет, положил его в мусорную корзину и вышел из кабинета, оставив бокс с пробиркой на столе.
В секретарской пахло жареной курицей, из кухни доносилось шипение масла и невнятная песня, похожая на военный марш, напеваемая Никанором. Старик наотрез отказался соглашаться с готовыми обедами из кафе или ресторана и взял на себя ежедневную готовку, дабы коллектив питался «свеженьким да домашним». Доводы Феликса о том, что в серьёзном офисе не должно благоухать свеженькой и домашней столовой, он также наотрез отказался принимать. Переупрямить старика оказалось не под силу даже директору, поэтому в секретарской пахло жареной курицей, а по четвергам рыбой – Никанор завёл регулярный рыбный день, ведь «фосфор для мозгов особливо полезен, а ежели думалка плохо работает, то ни пса же толкового не нарасследуете».
Феликс присел за секретарский стол. Заметив его задумчивый вид, Гера спросил:
– Что-то интересное появилось?
– Да, но пока не очень ясно – что. Надеюсь, сегодня вечером станет яснее. – Он посмотрел на Алевтину – она убирала засохшие листочки цветов с подоконника. – Аля, помнишь, мы говорили, что агентству нужна ещё как минимум одна машина?
– Помню. Решил взять?
– Пожалуй, да. Какую ты хочешь?
– Я? – обернувшись, она с удивлением посмотрела на директора. – Чтобы я выбрала?
– Да, твой будет транспорт.
– Хочешь сказать, ты купишь мне машину, лично мне?
– Оформлена она будет на агентство, но в твоём пользовании. Хочу, чтобы ты была на колёсах. Водишь ты хорошо, в этом я успел убедиться.
– Ну-у-у… хорошо, – несколько растерянно произнесла Алевтина Михайловна. – Подумаю. Так сразу и не соображу.