Киплинг - страница 22

Автор «Простых рассказов» еще не достиг мастерства «Книги джунглей», но в чем-то создатель «Маугли» узнаваем уже теперь. Во-первых — одушевлением животного мира, «зоологическими» метафорами и ассоциациями, стремлением и умением через зверей описывать и объяснять людей. Уже упоминавшийся верховный комиссар Барр-Сэготт из рассказа «Стрелы Амура» улыбался так, что даже лошади шарахались в сторону, сам же походил на серую обезьяну. «Тиф и тот убежит от медведицы, у которой отняли ее детеныша» — это сравнение как нельзя лучше проясняет коллизию рассказа «Захолустная комедия», а про отталкивающего героя другого рассказа сказано еще более красноречиво: «Его голова находилась под прямым углом к телу, как голова кобры, готовящейся к прыжку». И, во-вторых, — мотивом, который мы все помним с детства, из «Маугли». Мотивом человека «не на своем месте», «отбившегося от стаи», с которой он «одной крови». Вот почему у Киплинга плох не индиец, олицетворяющий собой пассивное начало, или англичанин, символизирующий начало активное, идею Прогресса, а тот индиец или англичанин, который находится не на своем месте. Человек, по Киплингу, способен себя реализовать, выполнить свою коллективную миссию лишь в том случае, если он находится «в своей стае». Не потому ли бывший бравый солдат все тот же ирландец Малвени так жалко выглядит в цивильном платье? В этом, среди прочего, беда всех этих голайти, ресли, макгоггинов, бениру тригов и юстасов кливеров. В этом же, соответственно, и беда индийцев в Англии — людей, «желающих быть более английскими, чем сами англичане». Попытка же компромисса, о чем свидетельствует один из лучших рассказов раннего Киплинга «Без благословения церкви», а еще нагляднее рассказ «Комиссар округа» из сборника «Жизнь дает фору», — это попытка с негодными средствами, которая в конечном счете оборачивается трагедией. Ведь ни Запад, ни Восток, перефразируя киплинговские строки, с места не сойдут: жить по-восточному на Западе и по-западному на Востоке не получится — не в этом ли смысл этих знаменитых и порой слишком уж прямолинейно воспринимаемых строк?

У всех четырех Киплингов, впрочем, жить на Востоке по-западному до известной степени получалось, и, тем не менее, в конце 1888 года, на седьмом году пребывания в Индии, Редьярд Киплинг почувствовал, что он здесь не на месте и что пора ему возвращаться «в свою стаю». Отметим, в очередной раз опередив события, что, оказавшись в Англии, Киплинг незамедлительно испытал сильнейшую ностальгию по Индии. Ему всю жизнь не сиделось на месте.

Ехать домой решено было малой скоростью и кружным путем: двести фунтов стерлингов, полученных начинающим писателем за «Индийскую железнодорожную библиотеку», с лихвой хватало на кругосветное путешествие в Англию через Бирму, Сингапур, Гонконг, Японию и США. Об этом путешествии можно было бы написать целую книгу, если бы таковая уже не была написана самим Киплингом, назвавшим свой «травелог» «От моря до моря»[9].

Решение ехать в Англию кружным путем Киплинг принял, однако, вовсе не только потому, что по дороге домой ему хотелось побывать в Японии и Америке, побездельничать после многолетней неустанной и тяжелой работы. План этот возник благодаря одному из самых близких ему в Индии людей — жене метеоролога, профессора аллахабадского Мьюир-колледжа Алека Хилла. О Хилле мы знаем лишь, что человек это был спокойный, уравновешенный, неразговорчивый и что он увлекался фотографией. Про его жену Эдмонию Хилл (близкие звали ее «Тед») нам известно куда больше. Когда они с Киплингом познакомились, Тед едва исполнилось тридцать, родом она была из Пенсильвании, у нее было круглое миловидное лицо и густые, до плеч, темные волосы. Познакомились они в 1887 году в доме владельца «Пионера» Джорджа Аллена, когда Киплинг жил в Аллахабаде и выпускал приложение к «Пионеру» «Новости недели». «Мистер Киплинг, — написала Тед на следующий же день после знакомства своей младшей сестре в Америку, — выглядит человеком лет сорока, он начинает лысеть, у него очки с толстыми стеклами, однако на самом деле ему всего двадцать два. Он — сама энергия, это превосходный рассказчик; сидевшие с ним рядом покатывались со смеху…»