Кит - рыба кусачая - страница 11

От музея до кинотеатра «Октябрь» рукой подать. Мальчики пересекли две улочки и уперлись в солнечно-веселый фасад знаменитого кинотеатра. Дерево, кирпич и стекло... масса сверкающего стекла, взмывшего на двадцатиметровую высоту, слоено плавающего в воздухе! Конструкция здания не просто легка, а гармонично-музыкальна, как песня. Кит ахнул.

— Это еще что, вот внутрь войдешь, так действительно ахнешь! — пообещал Генка, ныряя в кассу за билетами. Через пару минут они вплыли в вестибюль кинокомбината: Генка — с нескрываемой гордостью, Кит — с любопытством и благоговением.

— В «Октябре», — тоном экскурсовода начал Генка. — имеются три кинозала: Большой, Малый и Стереозал, общая вместимость их — две с половиной тысячи мест. Раньше...

Но что было раньше, Муха рассказывать не стал, так как увидел, что Кит его не слушает и слушать не собирается. Внимание Генкиного гостя без остатка поглотили столетние деревья-цветы: фикусы, пальмы, лимонные и некоторые другие экзотические растения, названия которых Костя никогда даже не слышал.

— Сто шестьдесят два года! Неужели этой пальме сто шестьдесят два? — Костя с нежностью погладил огромную кадку, в которой покоились корни пятнадцатиметровой великанши, и снова с почтением повторил — сто шестьдесят два!!

— А фикусу сто сорок пять! — похвастался Генка.

— И сколько же таких уникумов? Раз, два, три... семь... девять... — звенящим от восторга голосом считал Костя, — пятнадцать... Да тут целый сад!.. Да, труда людского здесь вложено немало!

— Вон видишь того старичка, с козлиной бородкой? Это дядя Федя, здешний садовник.

Костя с любопытством посмотрел на сухонького невзрачного старикашку, лопоухого, с седеньким клинышком на остром подбородке, и засмеялся:

— Прямо гриб боровик замшелый!

— А ты не смотри, что он замшелый, — обиделся за старичка Генка. — Пусть у дяди Феди звезды на груди нет, но он — герой не меньше любого, что Берлин бомбил!

— И чем же он знаменит? — Костя сконфузился. — Ген, ты не думай, что я обидное что-нибудь про него в уме держу. Я его уважаю, даже за его возраст.

— Возраст тут ни при чем, хотя до восьмидесяти лет дожить тоже героизм нужен! — Генка, важничая, надул щеки. — Слушай, Кит, и на ус мотай. — Муха начал рассказывать.

Было это зимой сорок второго года, когда немец от Морянска находился в пятидесяти километрах. Не хватало продовольствия, кончалось топливо. Не только жилые дома, но и учреждения почти не отапливались. Заборы, старые деревянные баржи разламывались и шли на топку. В комнатах устанавливались «буржуйки». Чурки, тряпье, книги, старая мебель — все перемалывалось в холодной пасти этих ненасытных чудовищ... Дядя Федя и тогда опекал редкостные растения. Тихий и скромный в обыденной жизни, он во время спасения своих любимцев врывался в кабинеты больших и малых начальников и требовал топлива, топлива, топлива! Сначала, ему помогали, потом стали отказывать, ссылаясь на то, что сейчас-де не время ломать голову о спасении каких-то цветочков... На фронтах решается судьба государства, а тут... Но дядя Федя упорно стоял на своем...

И вот в помещении, где тогда стояли его пальмы и фикусы, появились две чугунные «буржуйки». Поначалу они задымили весело и бойко, потом стали попыхивать грустнее. Наконец, наступил такой день, когда у дяди Феди под рукой не оказалось ни палки. Не только дрова, но и вся домашняя мебель была сожжена. Казалось бы, выхода нет, растения от гибели не спасти. А мороз в тот декабрь лютовал не меньше самих фашистов. Но и тут дядя Федя отыскал выход. Он пошел на черный рынок и променял свои суточные четыреста граммов хлеба на вязанку дров. Через день менка повторилась. И так продолжалось всю зиму, до тепла. Весеннее солнце восстановило силы «красавиц», растраченные ими в холода, а их шефа уложили на полгода в больницу, — с крайним истощением всего организма...

— Да-а, это подвиг, и еще какой!.. — Костя даже руками развел от удивления. Теперь он уже с восхищением посматривал на козлобородого старичка. — И откуда только силы в таком берутся?!

— Это еще не все, — торжественно рубил Генка. — А ведь в том самом сорок втором у дяди Феди погибли на фронте два сына-моряка и от горя скончалась жена... Вот и попробуй измерить мужество этого человека!