Китайская империя - страница 19

стр.

Хотя страна и была разделена на княжества, жизнь в них обустраивалась схожим образом. Единообразной была система уплаты налогов – по образцу шанских «колодезных полей». При этом крестьяне не испытывали выраженной классовой неприязни к власть имущим. Встречались, конечно, господа-самодуры, со склонностью к силовому решению проблем. Но крестьянские общины всегда были готовы постоять за своих, а верхи в целом не воспринимались как кичливые вояки и дармоеды. В Китае все знали, насколько бывает важна четкая организация общих усилий, никто не сомневался в необходимости поддержания боеспособности войска и совершения общих жертвоприношений (обходившихся недешево).

Аристократы красиво жили? Так было на что полюбоваться – согласитесь, это может быть источником немалого удовольствия. А для кого-то и стимулом продвинуться вверх по социальной лестнице – тем более, что в Поднебесной это зачастую было перспективой куда более реальной, чем в какой-нибудь Европе. Чьи-то сердца, конечно, грызла черная зависть, у кого-то сжимались кулаки от затаенной обиды (начиная с VIII в. до н. э. случались и восстания). Но в сборнике древних китайских песен «Шицзин» (подготовленном позднее Конфуцием) читаем такие строки:

Пусть дождь сначала оросит поле гун,
А затем уж и наши поля сы.

Поля сы – это «колодезные» поля крестьян, а поле гун – то, урожай с которого шел князю или следующему по старшинству владетелю (такие уже появлялись). Сознательные они люди, китайские крестьяне. Хотя жилось им, надо думать, нелегко. Как везде нелегко живется крестьянам, тем более в зоне негарантированного земледелия, тем более в бассейне Хуанхэ – реки с большими причудами.


Монета эпохи Чжоу


Работать приходилось не только на земле. Во всех хозяйствах выращивали тутовые деревья для прокорма ненасытного шелкопряда, и во всех домах женщины ткали шелка. Те, что оставляли себе, красили в черный или желтый цвета, те, что предназначались господину, – в красный. Несколько дней в году надо было отработать на господском дворе (это помимо работы на господском поле) – подремонтировать дом, навить веревок. Еще несколько дней – на общих работах: рытье и чистке каналов, сооружении и ремонте запруд. Надо было бороться с лисами – они были серьезной головной болью. Один зимний месяц посвящался военной подготовке – тоже насущная необходимость. Многим приходилось ходить на войну, воевать в качестве пехотинцев. Строки из «Шицзин»:

На службе царю я усерден, солдат.
Я просо не сеял, забросил свой сад.
Мои старики без опоры[1].

Но там же:

Если пойдешь, государь, сам ты стезею добра,
Люди с тобою пойдут, сгинут и злоба, и гнев.

Главным жизненным предназначением знати была, конечно же, война. Как знать к ней готовилась – мы уже знаем на примере шанских аристократов. Важнейшим делом было и участие в религиозных и дворцовых церемониях. С одной стороны, это было общественное служение, сложное и ответственное. С другой – исполнение ритуалов существенно влияло на участвующего в них человека. Аристократическое чувство собственной значимости принимало еще и религиозный характер. Вырабатывалась определенная пластика движений, церемонным становилось даже повседневное общение.

Зарождалось то, что много позднее в Европе было названо куртуазностью. Молодые аристократы упражнялись в танцах, в переложении стихов на музыку. Игра на музыкальном инструменте (обычно это была лютня) считалась занятием, достойным молодого человека. На различные торжества приглашали профессиональных музыкантов, в богатых домах их держали постоянно. Эти люди нередко были слепыми, но могли иметь высокий официальный ранг и вообще их занятие считалось почетным (не путать с музицированием куртизанок).

Совместное времяпрепровождение немало способствовало сплочению знати. Упражнения в стрельбе из лука было не только элементом военной подготовки, но и развлечением – устраивались состязания. При этом соревновались только командами: в противном случае проигравший «в индивидуальном зачете» мог почувствовать себя «утратившим лицо», «хуже всех». Моральные нормы аристократов исключали единоборство. Но можно было с увлечением смотреть на схватки борцов из числа простолюдинов, на появившиеся уже петушиные бои – и делать ставки.