Китайская империя - страница 50
Лю Бан женился на ней еще в молодости, и его невероятная судьба сделала госпожу Люй императрицей. Но супругам повелителей Поднебесной приходилось, за редчайшими исключениями, мириться с тем, что ночною порой они не единственная возможная компания мужу. От других жен у Лю Бана было семь сыновей, и любимым был один из них, а не чадо «подруги дней суровых». Однако Люй не собиралась останавливаться ни перед чем, лишь бы трон достался ее Хуэй-ди. Ее стараниями мужнин любимчик был отравлен, его мать тоже умерщвлена. За ними последовали еще три императорских сына, оказавшиеся на ее пути. Но, как мы уже знаем, Хуэй-ди ненадолго сменил отца на троне.
Следующий император, совсем еще ребенок, тоже не задержался на этом свете. Престол занял опять малолетка, а Люй утвердилась как полновластная регентша. Она сама издавала указы – в ее руках была императорская печать, которой они утверждались. Большинство высших постов в правительстве и в армии достались ее родне, ставшей вдруг титулованной знатью. Однако организовать эффективную оборону от хунну эти господа не смогли, и те привольно разгуливали по приграничным китайским провинциям.
Люй скончалась в 180 г. до н. э. от какой-то загадочной болезни (недруги однозначно поставили диагноз: «Небо покарало»). На тот момент ее ближайшие родственники занимали два самых ответственных поста – канцлера и главнокомандующего. Чтобы не упустить власть из своих рук, клан Люй решил поголовно истребить другой клан, вернее, императорский дом Лю – тот, из которого происходил император Лю Бан. Схватка была жестокой, многие родственники основателя династии действительно погибли – но стертым с лица земли оказался все же клан усопшей императрицы.
Китайская историческая традиция рисует Люй особой жестокой и похотливой. Скорее всего, так оно и было. Но те же источники свидетельствуют, что в годы ее правления народ Поднебесной не бедствовал. У Сыма Цяня читаем: «Правительница осуществляла управление, не выходя из дворцовых покоев. Поднебесная была спокойна. Наказания всякого рода применялись редко, преступников было мало. Народ усердно занимался хлебопашеством, одежды и пищи было вдоволь». Очевидно, то, что творилось на столичных заоблачных высотах, простых людей не очень затрагивало. Сложившаяся уже система управления работала достаточно надежно и давала подданным возможность спокойно заниматься своими делами. Ученые пополняли восстановленный конфуцианский канон своими комментариями, при назначении на должность все большее преимущество получали носители проповедуемых им ценностей, крестьяне совершенствовали ирригационную систему и прилежно трудились на полях – зная, что бо́льшая часть урожая останется им.
На престол взошел старший из оставшихся в живых сыновей Лю Бана – Вэнь-ди. Его долгое правление (179–157 гг. до н. э.) было конфуцианским по духу и в целом благодетельным для страны. «Эра милосердия», конечно, не наступила, но Вэнь-ди начал с того, что объявил всеобщую амнистию (всего их при нем и при его сыне Цзин-ди прошло целых восемь), а также повысил на одну ступень ранги почти всем чиновникам. Награждены были все, кто участвовал в уничтожении клана Люй. Но, видимо, решив, что крови пролито уже предостаточно, Вэнь-ди изъял из уголовного кодекса пункты, предполагающие казнь родственников преступника. Когда проходило празднество по поводу объявления наследником его сына Цзин-ди и возведения матери мальчика в ранг императрицы, был совершен акт широчайшей благотворительности: по всей Поднебесной вдовы, сироты, старики старше восьмидесяти, участники войн Лю Бана, просто неимущие были щедро одарены рисом, мясом и шелком.
Солнечное затмение 178 г. до н. э. он использовал для того, чтобы показать народу высокий пример душевного смирения: обратился к своим подданным со словами покаяния, сетуя на свое несовершенство, и призвал смелее, с конфуцианской принципиальностью выявлять и выдвигать на ведущие роли тех, кто этого достоин (китайские астрономы, конечно же, с точностью до минуты предсказали время этого небесного явления, но можно представить себе, какое леденящее кровь впечатление произвело на непосвященных зрелище того, как черный дракон пожирает их светило. И в более поздние времена китайцы в таких случаях били в медные тазы и пускали пороховые ракеты – чтобы прогнать окаянного. Так что момент для нравственной проповеди император выбрал самый подходящий).