Китовый ус - страница 30

На озерах Глубоком, Круглом, Кривом, где пиявок, черных и коричневых, всех мастей, тьма-тьмущая, мать, сестра, брат и он в те годы тайком от колхозного объездчика жали никому не нужный, кроме них, рогоз, таскали оттуда тяжеленные снопы домой: мать делала из него кошелки — для продажи. Получались они у нее на славу, прочные, вместительные и с виду приличные. Пожалуй, они могли и сейчас заинтересовать модниц, если бы в свое время ее сын не взял топор и не порубил верстак, на котором они плелись. В городе до сих пор помнят эти кошелки. Дает о них знать матери жестокий ревматизм, добытый на озерах, да и сын не забыл, как они плетутся.

А луг?

К зиме заливает его водой, образуется гигантский каток: от железнодорожной станции до Змиевского, от железной дороги до Донца. Когда лед чистый, молодой, в пятнышках вмерзшего воздуха, видно, как течет вода в подледных ручейках, шевеля старую траву. В эту пору нет ничего более захватывающего, желаннее и радостнее, чем помчаться на коньках или гонять до изнеможения шайбу.

Весной, в разлив, на лугу море, плавают эскадры плотов из обычных шпал, позаимствованных мальчишками на станции. А потом — смертельная тоска, когда они видят, что Донец входит в свои берега.

Проходит день или два после разлива, и луг уже зеленый, а спустя неделю — голубой. На опушках Змиевского цветут пролески, а здесь — кияшки. На лугу еще мокро, но люди идут сюда за этими цветами, плотно слепленными из круглых бутончиков, а потом ставят их на окнах своих хат.

Как называются эти цветы по-ученому, вряд ли кого здесь волнует. Кияшки — цветок не очень известный, и в этом он убедился, подарив однажды на свадьбе в Москве невесте букет. Было приятно, что никто из гостей их раньше никогда не видел, а еще приятнее — встретиться с ними дней через десять в комнате молодых. Другие весенние цветы быстро завяли, а кияшки все еще сочно синели в вазе на столе, наполняя комнату ароматом, напоминающим запах ночной фиалки.

Лишь потом, порывшись в определителях, он с обидой на ботаников узнал, что кияшки у них именуются мускари, мышиным гиацинтом и даже гадючим луком.

В мае луг коричневый — поднялись на тонких стебельках тысячи и тысячи тюльпанов. Покачиваются они в задумчивости, разомлевшие под жарким уже солнцем, касаются друг друга, и кажется странным почему-то, что не стоит над лугом тихий перезвон.

К середине лета зацветает клевер, приезжает колхозный трактор с сенокосилкой, вжикают по краям луга косы в жилистых руках стариков — там из-за кочек технике не пройти. Подсыхает сено — луг пестреет бабьими сарафанами, а после сенокоса пасется на нем до глубокой осени колхозное стадо, и ничего здесь интересного не случается. Разве что уже зимой, по льду, придут сюда косули или лоси полакомиться забытым стожком сена.

Впрочем, так было. Было совсем недавно. Сейчас редко разливается Донец, выпивают его Харьков и Донбасс. Но скоро подойдет к Донцу днепровская вода, ее, быть может, станет вдоволь, — и тогда снова будут весенние разливы и снова после них зацветут на лугу исчезающие ныне кияшки и тюльпаны.

Луг этот удивительный. Не только своей былой красотой…

Если бы в камне или металле было принято отмечать заслуги наших полей, лесов, рек, гор, растений и животных за верную службу нам, службу бескорыстную и нечестолюбивую, то он, пожалуй, мог удостоиться такой чести. На памятнике том можно было сделать такую надпись: «За скороду 1947 года».

Есть, конечно, в определителях латинское название этому растению, похожему на черемшу, не сибирскую, широколистную, а кавказскую, с узкими стрелками-листьями. Здешним жителям достаточно услышать слово скорода, и вспоминается та последняя весна, и обязательно луг, и люди на нем, как стаи грачей. Они ходили полусогнувшись — нужно было рассмотреть ту травку. Ее жарили, варили и даже пекли с нею пироги, если, разумеется, можно назвать так печево из выжимок пивного солода вместо теста, так называемого молота, и скороды.

Тогда ее на лугу было очень много. Это-то и удивительно: вот уже более четверти века скорода на нем не растет. Сколько раз он весной ходил искать ее, пробовал на вкус разные травы, напоминающие хотя бы отдаленно дикий лук или чеснок, — нет, скорода больше не попадалась.