Клад помещика Куропаткина - страница 4

— Серый, я не знал, что твоё настоящее имя Сусанин. Мы заблудились.

Он озвучил мысль, которой боялись все трое.

— Да как?! — вскипел Серый. — Как мы могли заблудиться? С детства тут хожу!

— Ладно. Давайте пометим дерево. Так хоть будем знать: кружим мы или нет. У кого есть жвачка?

Я нашарил в кармане «Орбит», и Руся прилепил к одной из сосен фонарик, так напугавший нас.

Мы двинулись дальше. Лучи наших фонарей тревожно подрагивали, касаясь мощных, неприступных стволов. Правый кроссовок ужасно натёр ногу: в спешке я не расправил носок, и теперь пятка горела так, будто её прижигали раскалённым углём.

— Отдохнём, — не выдержал я.

— Давай я его потащу, — предложил Руслан, — идём, надо выбираться отсюда.

Велосипед надоедливо подскакивал на корнях. Всматриваясь в темноту, я надеялся увидеть долгожданные огоньки и боялся уткнуться носом в злосчастный фонарик друга. Натёртая пятка отвлекала меня от страха. Когда впереди издевательски блеснул огонёк Серёжкиного фонаря, я хотел было сесть на пенёк и закатить истерику, но нежелание прослыть слабаком ещё теплилось во мне, и вместо традиционного: «Мы все здесь подохнем» я выпалил:

— «Давайте отрежем Сусанину ногу!» — «Не надо-не надо, я вспомнил дорогу!»

Серый усмехнулся:

— Отрежешь — сам на хребте меня потащишь. — Взглянув, куда показывает луч моего смартфона, он громко расхохотался. — Мы ходим кругами! Куропаткин не выпускает нас…

Я отшвырнул велосипед.

— А-ха-ха, — заливался Серый, — скоро сами призраками станем! Будем пугать математичку! А-ха-ха! Задачами по ночам…

Я взял его за ворот куртки и хорошенько встряхнул. Тут за деревьями забрезжило слабое сияние. Оно вовсе не было зловещим, а лишь нежно дрожало, мерцало и завораживающе таяло.

— Эй, пацаны, что это?

— Уже не смешно, — буркнул Серый, сильнее вцепившись в Русино плечо.

Мне стыдно признаться, но я уже хотел бросить товарищей и дать дёру, но сияние стало окружать нас со всех сторон. Не было ни бесформенных теней, ни скелетов, ни мертвецов — лишь слабый серебристый свет, дрожащий между деревьями. Между тем, лес был тих и неподвижен: не дрогнула ни одна ветка, не закачалась еловая лапа. Казалось, если бы сейчас раздался хоть лёгкий треск сухих сучьев, хоть слабый крик ночной птицы, и наваждение развеялось бы как дым. Но нет, нас окружали лишь темнота, серебристый свет и тишина.

Дрожа от страха, я вцепился в Русино плечо с другой стороны. В моей памяти промелькнул один из самых счастливых дней моей жизни. В те времена отец ещё не пил и часто брал меня с собой за город, и мы катались по лесному шоссе. Садясь за руль, он сажал меня на колени и разрешал порулить. Конечно, он никогда не выпускал руля из рук, но я был полностью уверен что веду машину сам. Позже отец попал в аварию и лишился своей любимой «Лады Калины».

В те страшные мгновения прошлая жизнь казалась мне особенно далёкой и даже нереальной. Реальным был лес и надвигающаяся смерть. Мы прилипли друг к другу как замерзшие хомячки в картонной коробке. Мрак слабел, лесом будто овладевало наступающее утро. Вдруг на земле что-то блеснуло. Я прищурился и увидел старинную монету. Она лежала на куче опавших листьев, поблёскивая рельефом двуглавого орла. Монета лежала далеко, но я мог различить даже корону, когти и крылья. Обе головы смотрели в стороны, хищно раскрыв клювы.

— Деньги, — прошептал Руслан, — смотри, ещё… И ещё…

Я никогда не был жадным. Всякую вещь, о которой я когда-либо мечтал, мне рано ли поздно покупали и, сказать по правде, мне редко хотелось чего-то материального. Книжный мир заменял мне многое, и я, можно сказать, жил в нём. Но теперь, при виде монет, вспыхивающих серебром, меня охватывало непреодолимое желание обладать ими. Выражение ужаса на лицах друзей постепенно сменялось благоговейным восторгом. Ещё немного и мы бросимся их собирать.

Под кустом сверкнуло жемчужное ожерелье. Тонкие нити, унизанные мелким жемчугом, окружали гранёный, выточенный в форме сердца рубин, вспыхивающий кроваво-красным огнём. Браслет, украшенный мелкими тонкими монетами, нежно блеснул золотистым колокольчиком. Трухлявый пень пронзал старинный кинжал с рукояткой, усыпанной изумрудами.