Клара д'Элебез или История девушки былого времени - страница 7

Вы напишите мне, дорогой Гектор, сколько я вам должен. Вы получите несколько посылок, отправленных с «Val-d’Or», все они должны находиться в таможне Бордо. Среди них платья Лауры, ее белье (точный список при семь прилагаю) и очень ценная гитара, на которой она превосходно играет.

Ром, который я посылаю вам, перелейте в другую бочку. Вы потеряете несколько бутылок, но то, что останется, будет высокого качества.

Я не знаю как поблагодарить вас, дорогой Гектор, за ваше братское отношение ко мне.

Арбонита, близ Пуан-а-Питр.

7 декабря 1805 года.

Я благодарю вас, дорогой Гектор, за подробное описание смерти бедной Лауры. Я хотел знать истину, какой бы жестокой она ни оказалась. Моя рука дрожит, когда я пишу вам эти строки. Вот десять ночей, как я горько плачу и молю прощения у Всевышнего за совершенную неосторожность, которая свела в могилу ее. Увы! Почему остался я глух к просьбам подруги и не поехал с ней во Францию? Почему она не доверяла мне? О несчастный я! Мне остается в рыданиях окончить эту жестокую жизнь, и только религия удерживает меня от самоубийства.

Вы говорите, что ничего не замечали в Лауре последние дни, кроме некоторой грусти. Но разве мы не были приучены к ее меланхолии? Здесь, на этой печальной веранде, откуда я пишу вам сейчас, здесь, где она проводила долгие вечера, разве я доставил ей хоть минуту радости? Бедная, она глядела на меня страдальческими глазами, в которых было как будто предчувствие близкой смерти. Единственное удовольствие ей доставляли мальчики, приносившие колибри и цветы. Воспоминание об этом столь терзает меня, что я теряю остаток сил.

Но где она могла достать эту склянку с лауданом, которую вы нашли на ее ночном столике? Разве выдают столь ядовитые лекарства без рецепта? Но о чем я говорю? Если она решила, ничто не могло предотвратить страшного конца. Так должно было случиться.

Пусть эта горькая тайна останется меж нами. Не надо, чтоб что-либо могло коснуться ее дорогой памяти. Д-р Кампаньола и вы единственные, кто знают, как развернулась эта тяжкая драма. Я знаю его сердце друга. Он сумеет молчать, ибо если есть обязанности перед людьми, то есть еще большие перед Богом, Который, я верю, будет полон сострадания к ней. Если наказание за ее нехристианскую кончину должно пасть на кого-нибудь, то и здесь и на том свете виновный один — это я.

Бедное дитя сомневалось в моей любви. Она думала, что грустный плод, который она носила в себе, причинял мне тревогу и скуку, что я отправил ее во Францию не затем, чтобы предотвратить скандал ее беременности, а просто с одним желанием избавиться от нее. Почему я таил от нее отцовские чувства, наполнявшие меня радостью? Почему природа оделила меня скрытным характером, прячущим под дурной гордостью нежность и любовь? Почему я не мог объяснить как следует Лауре, что единственная причина ее отъезда — страх перед неприятностями для ее семьи, занимающей в городе видное положение. Никто не подозревал, что девушка уехала во Францию. Ее брат Антонио Лопе пытался искать Лауру, но тщетно. Тайное чувство подсказывало ему, что я виновник исчезновения сестры. За недостатком доказательств он не мог преследовать меня. Тогда он начал жаждать ссоры, и вы знаете печальный исход дуэли, когда, стреляя в воздух, не желая даже ранить противника, я обезобразил ему лицо и ослепил его.

Лаура — сомневалась ли она в том, что я вернусь во Францию и обвенчаюсь с ней, как обещал? Не знаю. Но каждый вопрос наполняет мою душу тоской, ужасом и раскаянием. Я хочу, дорогой друг, если это не сделано уж, чтоб Лаура покоилась на кладбище, где буду похоронен и я. Пусть эта вечная невеста спит близ могилы всех д'Элебез, имя которых она должна была принять. Если б брат Тристан был жив, я просил бы вас рассказать ему о всем. Также прошу вас, на случай, если я умру здесь, рассказать все племяннику моему Анри, когда он достигнет совершеннолетия.

Ныне покойтесь в мире, останки моей возлюбленной Лауры! Да будет с вами милосердие Господа! Ты, незабвенная тень! Жертва моего унылого и страстного сердца! Я остаюсь один на земле, ибо ты не оставила мне даже грустного плода наших объятий.