Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - страница 47
понимают вкус воды живой,
Но воскликнет дерево сухое:
«Шум дождя? Да что это такое?»
* * *
Я сжечь хочу себя, чтоб к небесам святым
мой дым поднялся над полями,
Чтоб Рама с высоты заметил этот дым,
и пролил дождь, и залил пламя.
* * *
Я, разыскивая Раму, потерял себя отныне:
Каплю, что попала в море, разве отыщу в пучине?
* * *
Ты один, Ты один у того,
у кого — никого, никого,
Но всего, но всего господин,
у кого — Ты один, Ты один.
* * *
Ничем я не владею[392]: все, что есть,
Твоим, а не моим должны мы счесть,
Так разве мне дарить Тебе дано
то, что Твоим является давно?
* * *
Как сын любимый за родным отцом,
душа стремится за своим творцом.
Но, сунув сыну сласти зла, обмана,
отец от сына спрятался нежданно.
Увидел сын, что нет к отцу путей,
пока рука полна таких сластей,—
И выбросил, отверг их, как заразу,
и своего отца нашел он сразу.
* * *
Кабир поселился в том чудном краю,[393]
куда не пробраться вовек муравью,
Куда не проникнут ни ветер, ни время,
где места не сыщет горчичное семя.
* * *
В лесу, куда не залетит и птица,[394]
куда вступить и грозный тигр боится,
Куда закрыт и дню и ночи вход,—
в невидимом лесу Кабир живет.
* * *
Когда Кабир «скончался»[395], кто заметил,
что больше нет среди живых живого?
Лишь Рама ласково Кабира встретил,
как своего теленочка — корова.
* * *
Я другом стал тому, кто всех мудрей,
но мудрость чья непостижима.
Его душа и воздуха быстрей,
и тоньше влаги, легче дыма.
* * *
Тяжелым Раму назову — солгу,
затем, что Раму взвесить не могу,
И легким Раму я не назову:
ведь я его не видел наяву.
Увидел бы, как рассказал бы вам?
Сказал бы, кто поверил бы словам?
Пусть будет он таким, каков он есть,
о нем ни повесть не нужна, ни весть.
* * *
Посмотри, как буря знанья повалила все заборы!
Рухнуло корысти зданье, — двери, стены и подпоры,
Рухнули столбы сомнений; рядом — себялюбья балка,
черепки дурных стремлений, скудоумия черпалка.
Дождь, сопутствующий буре, оросил сердца живые,—
солнце истины сегодня мы увидели впервые!
* * *
Господь одел господ в шелка, одел в дерюгу нищих слуг,
Одним — кокосовый орех, другим он дал горчайший лук.
Зачем ты хочешь пить и есть, о неразумная душа?
Ты делай благо, — только так жить можно в мире, не греша.
Разнообразные тела из глины вылепил гончар,
Украсил жемчугом одних, другим болезни дал он в дар.
Скупого он обогатил. «Мое, мое!» — кричит скупец,
Ударит смерть его, тогда рассудок обретет глупец.
Тот стал счастливым, кто постиг, что счастье — в правде и любви,
Он душу телу не отдаст, его ты мудрым назови.
«Послушайте! — сказал Кабир, — обман и зло — «мое», «мое»,
На вас лохмотья лжи и зла, но время разорвет тряпье,
И душу вырвет из тряпья, и унесет в урочный час,
И мы увидим в первый раз души сверкающий алмаз».
* * *
Моя душа так тяжело больна,[396]
Мои глаза давно не знают сна.
Где милый мой? Я жду его призыва,
В отцовском доме стало мне тоскливо…
Вот предо мной распахнут небосвод,
В запретный храм теперь свободен вход,
У входа я любимого встречаю,
Ему и плоть, и душу я вручаю.
* * *
Не спи, подруга, — дорого заплатишь!
День вспыхнул. Неужель его утратишь?
Проснувшимся — алмазы без числа…
Все потеряла ты, пока спала!
Твой друг умен, ты ложа с ним не делишь,
Ему постель ты, глупая, не стелишь.
Так друга не узнаешь никогда.
Опомнись, дурочка, ты молода!
Проснись, проснись и убедись воочью:
Любимый твой проснулся, видно, ночью,
Свою постель покинул на заре,
И пусто в доме, пусто на дворе…
Сказал Кабир: «Лишь тот от сна воспрянет,
Кого оружье слова в сердце ранит».
* * *
Беспечальна страна моя, в эту страну
Я зову и царя, и раба, и факира.
Приходите, селитесь все те, кто устал,
Чья душа переполнена горечью мира.
Не найдете здесь тверди небес и земли,
Ни луны и ни звезд, ни дыханья эфира,
Только веры извечные звезды горят,—
Так отправимся к ним по дороге Кабира!
Сурда́с[397]
Перевод В. Микушевича
><1> Кланяюсь я Всеблагому!
Ты зренье даруешь слепому, проворство даруешь хромому,
Глухому даруешь ты слух, говорить позволяешь немому,
И в дальней дороге даруешь ты зонтик[398] скитальцу любому.
Сурдас говорит: «Я у ног твоих. Кланяюсь я Пресвятому».
><2> Кришне поверив, не верь остальному!
Сменяется радость печалью, и нет исцеленья больному.